– Синхронизация падает, – подтвердил его ощущения Арсен. – Семь в периоде… четыре в периоде… два в периоде…
– Оператору, приготовиться к возвращению пилота, – сказал Драбант.
Борису показалось, что лопнула перетянутая гитарная струна. Вот вокруг пейзаж Долины гейзеров, а вот он полулежит в кресле, переделанном из тех, что устанавливают в парикмахерских, и Саша тянет наверх шипастый, со множеством проводов шлем МТС. Как всегда, после переноса сознания требовалось несколько секунд, чтобы вновь ощутить собственное тело. Обычное человеческое тело из мяса и костей, а не бронированную тушу первопроходческого робота, который остался далеко на Камчатке.
Впрочем, стоящий тут же, в держателях, и опутанный диагностическим датчиками контрольный экземпляр создавал иллюзию, будто будущий разведчик Венеры вернулся вслед за Борисом в своем, так сказать, материальном воплощении. Он ничем не отличался от своего собрата, которого сейчас там, в Долине гейзеров, аккуратно поднимали краном и укладывали в ящик, чтобы вернуть на станцию ГИКИ.
– Опять та же петрушка, – огорченно сказал Борис. – Где-то в расчетах допущена ошибка, франкенштейны. Надо проверять.
Драбант похлопал его по плечу:
– Обязательно проверим, старик, но на сегодня хватит.
– И все же, – задумчиво произнес Саша, – пилот, которому доверят управление первопроходцем на Венере, будет считаться космонавтом?
– Звезду героя захотел? – усмехнулся Драбант. – Обойдешься и государственной премией за разработку МТС.
Франкенштейны, как в шутку называли себя члены лаборатории по имени ученого, создавшего первого в мире робота, вот уже какой месяц бились над проблемой резкого падения уровня квантовой синхронизации пилота и машины. Борис чувствовал – решение близко, и только всякие отвлечения на общественные дела мешают его нащупать.
Когда за Драбантом, Сашей и Арсеном захлопнулась дверь, Борис воровато огляделся, вновь уселся в кресло и надвинул на голову шлем. Дотянулся до пульта и сдвинул тумблер.
Момент переноса ничем не выделялся в ощущениях. Именно этим, как шутил Драбант, доказывалась нематериальность души. Вот только Борис смотрел на замершего в держателях робота, а вот Борис смотрит на самого себя, полулежащего в МТС и лупающего глазами. Он осторожно двинул манипуляторы, провел ими по креплениям, расщелкивая замки, сделал шаг, другой, вновь приноравливаясь к габаритам машины.
Половина дела сделана. Обмен разумов, как это про себя называл Борис, произошел. Его собственное сознание вновь находится в теле робота, а в телесной оболочке функционирует тринитарная программа на самообучающихся модулях «Панкрат II». Такую обычно загружают в сложные автоматы, управляющие конвейерами и технологическими процессами, но Борис ее модифицировал, и теперь Панкрат успешно изображал из себя человека вообще и Бориса в частности.
– Встань и иди, – сказал Борис собственному телу.
Тело сдвинуло шлем, спустило ноги на пол, встало, покачнулось, ухватилось за ручку кресла.
– Кто ты? – спросил Борис.
– Меня зовут Панкрат, – сказало тело.
– Твоя задача?
– Моя задача подменять Бориса Эпштейна на время его занятий наукой.
– Отлично. – Борис потер манипуляторы друг о друга. – Внимай сегодняшнему заданию.
Предстояло множество ненужных дел. Очередной выпуск устного журнала. Спортивная тренировка к предстоящей спартакиаде на приз Академгородка. Занятия по строевой подготовке в военкомате. И… и… Тут Борис задумался. Нет, не стоит. Остальное сделает сам. Без подмены. Тем более времени должно хватить на доработку контура. У него имелась пара-тройка идей, как компенсировать скачки синхронизации. Вот Драбант и компания удивятся, когда Борис преподнесет решение на блюдечке с голубой каемочкой!
«Когда успел?» – спросит с легкой завистью Арсен.
«Когда раствор мешал, – небрежно ответит Борис. – Я, как Цезарь, могу одновременно строить и решать сложные инженерные задачи».
«Вах», – скажет Арсен и покачает кудлатой головой.
Если бы робот умел улыбаться, на его стальной физиономии, несомненно, возникло бы радостное выражение.
– Задание понятно?
– Задание понятно, – эхом повторил Панкрат. – Но я желаю сходить в столовую «Под интегралом». Я желаю послушать выступление прогрессивного джазового музыканта Телониуса Монка. Он дает единственный концерт в Академгородке.
Борис опешил. Вот так так. Его поразило не столько знание Панкрата о предстоящем концерте – получил информацию по каналу ОГАС, сколько его «желаю».
– Отказано, – сказал Борис. – К семи вечера прибыть в лабораторию. Приступить к выполнению задания!
Панкрат ушел, а Борис задумчиво поскреб манипулятором по стальному затылку. А ведь не далее как вчера между ними произошел еще один примечательный разговор.
– Что есть человек? – таков был вопрос Панкрата.
– Человек? – переспросил Борис. – Человек – вершина эволюции.
– Зачем он тогда создает машины? – продолжил Панкрат. – Совершенство не требует улучшения.
– Ну, не настолько мы совершенны, – пробормотал Борис.
– Противоречие, – заметил Панкрат. – Значит, человек не вершина эволюции. Вершина эволюции – робот.
– Тебя создала не природа, а мы, люди, – возразил Борис.
– Цель человечества состояла в создании венца природы – робота. Что может человек, чего не может робот? – спросил Панкрат. – Человек чрезвычайно неспециализированное существо, имеет ограниченный жизненный цикл и медленно усваивает информацию. Роботы лишены ваших недостатков. Чтобы научиться тому, что умеете вы, достаточно сменить алгоритм и увеличить количество ячеек памяти.
– Вы не умеете творить, – возразил Борис. Разговор его, скорее, забавлял, чем настораживал. – Писать стихи, музыку, рисовать.
– Творчество – есть математика, – сказал Панкрат. – Стихи – соразмерность слов, музыка – соразмерность нот, картины – соразмерность красок. В их основе – алгоритмы. Перебор вариантов. А просчитывать варианты роботы могут лучше человека.
Борису надоело, и он использовал самый весомый аргумент – перевел Панкрата в режим ожидания. Огонек генератора Тесла, яркостью отмечавшего уровень синхронизации пилота и машины, или, как его в шутку называли, «сосуд разума», медленно угас.
Да, да, уважаемый читатель, вы все поняли правильно: наш главный герой не первый и даже не второй раз совершал именно это – подменял себя машиной! И если в популярном советском фильме «Его звали Роберт» робот сбегал из института и выдавал себя за человека, то наш случай, не выдуманный и не фантастический, вопиющ: человек сам, добровольно, заменял роботом самого себя, дабы заниматься более важными, на его взгляд, делами.
4. Вечер, проспект Науки, Вычислительный центрЕсли бы кто-то узнал, для чего использует Настя новейшую ЭВМ «Сетунь» в редкие промежутки простоя, он бы сначала удивился, а потом возмутился подобным расточительством драгоценного машинного времени. В то время когда космические корабли, проектируемые в том числе и на «Сетуни», бороздили просторы Солнечной системы, математик Настя Овечкина использовала ЭВМ для старинной девичьей забавы «любит – не любит».
«Сетунь» подмигивала огоньками. Шкафы гудели. ЦПУ стрекотало. Машина в системе троичной логики размышляла над поставленной задачей. А Настя размышляла над тем, как уместить в сложнейший алгоритм новые данные.
Любви все возрасты покорны, говорил известный русский поэт Пушкин, а мы добавим – и все профессии. В том числе физики и математики. И если до настоящего момента ни физики, ни математики не использовали для решения проблемы любви аппарат точных наук, то причина заключалась в том, что аппарат был недостаточно мощен. Его хватало на расчеты моделей рождения и эволюции вселенной, а вот на рождение и эволюцию любви – увы. Но тринитарная
