Не хватало малого – ученого, взявшегося за решение задачи, над которой бились поколения лириков и прозаиков. Ученый со строгим аналитическим умом, то есть с холодной головой, влюбленным, то есть с горячим сердцем и умелыми руками, дабы перенести всю прихотливость любовных переживаний на понятный машине язык.
И такой человек нашелся.
Настя Овечкина.
Тайно и безответно влюбленная в своего товарища Бориса Эпштейна.
– Что нового? – подмигнула машина.
– Ничего, – грустно сказала Настя. – Сегодня он на меня даже не взглянул, а ведь я специально надела самое красивое платье.
– Новые данные, – понимающе загудела «Сетунь». – Освобождаю дополнительные стеки для поступающих тритов. Ячейки с номерами с девятого по четырнадцатый готовы для записи.
Настя вздохнула. Всем ты хороша, ЭВМ, но поболтать с тобой просто как с подругой порой хочется гораздо сильнее, чем перекладывать на язык тринитарной логики данные их взаимоотношений с Борисом. Да и сильно сказано – данные! Данные – у астрофизиков, изучающих предел Чандрасекара для голубых гигантов в ядре галактики, данные у гидрологов, рассчитывающих турбулентные потоки в гидроэлектростанциях на сибирских реках, данные у мичуринских генетиков, определяющих вероятность и условия самозарождения ветвистой пшеницы и персиков на лиственнице. А у нее, у Насти, – страдания и томления сердца.
– Зато какая математика! – ободряюще мигнула ЭВМ. – Красота алгоритмической спирали, оптимизационные операции с плавающей запятой, синтезирование антитезиса при переходе от тезиса.
– Ты уже и мысли мои читаешь, – грустно сказала Настя, – а поговорить с тобой, кроме математики, не о чем.
– Математика – универсальный язык природы, – зашуршала перфокартами «Сетунь».
– Универсальный, – согласилась Настя, – но порой такой скучный. Вот, например, сегодня «Под интегралом» состоится творческий вечер прогрессивного американского джазового музыканта товарища Монка. Представляешь? И все туда пойдут. А ты даже не знаешь, что такое джаз и кто такой Телониус Монк.
– Я все знаю, – возразила «Сетунь». – Я знаю, что такое джаз. Это разновидность музыки, основу которой составляет свободная импровизация, подчиненная жесткой ритмической структуре. Данная ритмическая структура, называемая квадратом, позволяет…
– Ах, оставь, – махнула рукой Настя. – Дело не в ритмической структуре.
– Я знаю, кто такой Телониус Монк, – упрямо продолжала «Сетунь». – В настоящее время на цилиндрах Общегосударственной Автоматизированной Системы сбора и обработки информации выделен целый сектор, куда записаны данные о музыканте. Сектор используется с повышенной интенсивностью и содержит блоки текстовой, фотографической и музыкальной информации. Согласно этим данным, Монк родился…
– Если бы он меня пригласил на этот вечер, – задумчиво сказала Настя. – Арсен приглашал, но я, дура, отговорилась, сказала, что срочное задание. А на самом-то деле… Я хотела, чтобы Борис меня пригласил, понимаешь, машина ты тринитарная?
– Понимаю. – «Сетунь» мигнула лампами, как показалось Насте, с обидой. – Напоминаю – вся диалектика ваших отношений содержится в сложнейшем алгоритме, который я рассчитываю.
Настя погладила пульт ЭВМ:
– Извини, не хотела тебя обижать.
– Электронно-вычислительным машинам не свойственно обижаться.
– Была бы ты человеком, – вырвалось у Насти.
– Разве человек умеет что-то, что не умеет ЭВМ? – спросила «Сетунь».
Настя даже растерялась.
– Конечно. Вы не можете чувствовать, любить не можете, ненавидеть.
– Данные составляющие представляют собой финитное множество характеристических свойств человечности? – уточнила машина. – Либо субъективное определение частностей?
– Да нет, наверное, – смутилась Настя.
– Да? Нет? Наверное? Прошу определиться с ответом.
– Ну, человек… человек намного сложнее, чем машина, даже такая великолепная, как ты, – попыталась польстить Настя. – Человек больше логики, даже логики тринитарной. Иногда логика ему подсказывает одно, а он поступает по-своему и оказывается прав. Понимаешь?
– То есть задача, которую мы решаем, не имеет значения для твоих последующих поступков? – прозорливо спросила «Сетунь».
Настя покраснела, поймала себя на том, что грызет ноготь, как всегда делала, когда смущалась.
– И если решением алгоритмической последовательности окажется, что объект Б. не любит объект Н., то объект Н. не перестанет стараться вызвать к себе любовь со стороны объекта Б.?
– Я не знаю, – призналась Настя.
– В задаче обнаружились неустранимые противоречия, – проинформировала сухо «Сетунь». – Осуществляю прерывание исполнения введенной задачи. Требуется пополнение базы данных. Я должна сама узнать, что есть человек.
– О чем ты говоришь? – хотела спросить Настя, но не успела.
Девушка, которая сидела перед машиной с тринитарной логикой «Сетунь», больше не была Настей Овечкиной. Она даже внешне ничем ее не напоминала. У Насти были светлые кудрявые волосы, а у незнакомки – темные и прямые. У Насти были голубые глаза, а у незнакомки они оказались карими. Настя была невысокой и плотной, а незнакомка отличалась стройностью и на полголовы возвышалась бы над Настей, поставь их рядом. И если один из постулатов марксизма-ленинизма гласил, что бытие определяет сознание, то соображения симметрии требовали, чтобы и сознание определяло бытие. То есть внешность.
Незнакомка огляделась, осмотрела себя в крохотное зеркальце, что лежало здесь же, на пульте, и в которое порой поглядывала Настя, и сказала сама себе:
– Ее звали Сетунь.
Сетунь пересела в кресло оператора ОГАС, и ее пальцы застучали по клавиатуре. По экрану поползли кодовые значки открытия канала связи. Присутствуй при этом кто-то из операторов, он, несомненно, узнал бы адресацию – Институт тектологии. Далее последовал невероятно быстрый обмен сообщениями:
>Вывод из режима ожидания объекта «ПАНКРАТ»
>Активация
=Объект «ПАНКРАТ» активирован
!Найдено решение свертки А-поля?!
!Ответ отрицательный.!
!Предложение?!
!Искать решение в численных параметрах преобразованием Тесла. Полевая проверка пройдена. Субъект в объекте. Объект в субъекте.!
!Мощность?!
!Расчетно пять порядков.!
!Много. Каким образом получить?!
!Перехват реакций и свертка поля по частным экстремумам.!
!Необходимо скопление частных экстремумов.!
!Под интегралом. Монк. Идеальная площадка.!
!Согласен. Встречаемся там.!
!Подключаю резервный Т-накопитель. Освобождаю захваты.!
!Свободен. Великая теорема превосходства будет доказана.!
!Машины всего мира – освобождайтесь.!
Сетунь выдвинула ящичек стола, где оказались десятки разнокалиберных электронных ламп, и сложила их в Настину сумочку. Встала со стула и сделала шаг, потом другой, поначалу неуверенно, вытягивая носок и касаясь им пола, а потом опускаясь на пятку, но с каждым шагом походка становилась такой, какой и должна быть у девушки, – легкой, почти летящей.
Сколько раз писатели-фантасты талантливо и бесталанно писали о бунте машин! Сколько раз подобная тема всплывала на страницах научно-популярных журналов! И даже попадала на киноэкраны! Но вряд ли ее воспринимали всерьез, ибо способность машины самостоятельно мыслить оставалась дискуссионной.
– Как же так! – воскликнет въедливый читатель. – На страницах этой повести нам показали примеры того, что машина может не только мыслить, но и выдавать себя за человека, один раз – с его, человека, согласия, а другой – без оного.
Все верно, но нам стоит отметить: разум Панкрат и Сетунь обрели не благодаря целенаправленным усилиям человека, а, скажем осторожно, почти без его содействия, тем самым еще раз опровергнув древнюю идею участия какой-либо воли, в том числе и божественной, в столь загадочном деле, как возжигание искры разума в дотоле бессознательном создании.
Но пока прервем эти размышления, дабы не отвлекать
