– Хочу! Хочу! Хочу! – прокричал Сандал Звездогорович. И у него вновь потемнело в глазах. Словно откуда-то издалека он услышал голос Сволоча Порядочного:
– Эмори-эмори, дэсмори-дэсмори, трапаганга-су!
На этот раз головокружение длилось дольше. Но все же кончилось. Правда, Сипульник не ощущал времени. Он почувствовал тепло, уют и благодать. Он висел в невесомости. Нет, он плавал в густом растворе. Ему было хорошо. Так хорошо ему еще никогда не было. Родная и надежная стена защищала его от всего постороннего мира. Ему не нужно никуда бежать, не нужно никуда ехать… Не нужно никого обманывать, не нужно ничего приобретать… И этого злосчастного живота совсем нет… Еще нет… Так бы плавать и плавать вечно.
– Дорогой, я хотела тебе сказать, но все не решалась, – Сипульник услышал голос, женский, он узнал, это был голос его мамы, – я хотела тебе сказать, что я не уверена…
– Знаешь, дорогая, я тоже не решался сказать. – Сипульник услышал второй голос, мужской, это был отец. – Я тоже не уверен.
– Мы еще такие молодые…
– Да.
– Нам ведь надо учиться…
– Да, дорогая.
– Надо делать карьеру…
– Да, дорогая.
– А дети у нас еще будут. Ведь так?
– Конечно, будут!
– А сейчас… Сейчас это так несвоевременно… Сейчас это так некстати…
– Я с тобой совершенно согласен. Я уже даже нашел подходящую клинику – вот ее номер. Это не займет и дня.
– А дети у нас еще будут. Другие…
– Конечно, дорогая, будут. Другие…
…Помощники Сандала Звездогоровича Сипульника удивленно смотрели на пустое место между ними.
– Где он? – спросил Первый помощник.
– Его нет? – спросил Второй помощник.
– Его и не было, – ответил им Сволочь Порядочный и добавил: – Фокус-покус.
– Да-а-а… – сказал Первый помощник.
– Да-а-а… – сказал Второй помощник.
На этот раз им было не до болтовни.
Прослышав о том, что Сандала Звездогоровича Сипульника нет и вроде как и не было, радостные жители… снова жители астероида Успенский-966 высыпали на улицу. Растерявшиеся помощники несуществующего олигарха побросали свои срелястеры и побежали к ракете. Она, к их счастью, не исчезла вместе со своим хозяином.
Сука Страшный улыбнулся во всю свою многозубую пасть и заиграл на заплечной фисгармонии финальную тему из шестого фильма сериала «Звездные войны». Его как раз недавно перевели в 8plet-формат, и все его знали. Как же, как же – «Возвращение джедая»… А все жители астероида Успенский-966 хором запели на этот незамысловатый мотив главный хит дуэта «Сука Страшный и Сволочь Порядочный: фокусы-покусы и разнообразные припевки»:
Свинки, милые кретинки,Повалились все на спинки.Я им песенку пою,Я и сам уже в свинью…История эта во многом похожа на сказку. Однако большинство волшебных сказок по традиции кончается свадьбой, но все наши герои, как на грех, – мужчины. В крайнем случае – самцы. Хоть имя Сволочь и пишется с мягким знаком на конце, как существительное женского рода. Сволочь – тоже самец…
И все же что-то мифологическое невольно чувствуется. Не на ощупь, так по запаху. И что-то анекдотическое чувствуется тоже. Не по запаху, так на ощупь.
Вот так мы и живем – между мифом и анекдотом. Между анекдотом с бородой и мифом с вечным возвращением. Так жить и будем впредь.
Сергей Игнатьев
Нуария: путешествие одного мальчика
Все началось с того, что мы поссорились с Владом. После школы пришли ко мне поиграть в «1812». Диск был владовский, «лицензия», гордость коллекции – в руки его никому не давал! Карташов предлагал в обмен скейт, но Влад был неумолим.
Отыгрывали Бородино: Влад был за Наполеона, я за Кутузова. К моменту, когда бабушка принесла чай и мои любимые бутерброды с огурцами и карбонадом, владовская пехота овладела Семеновскими флешами, открывшись для заранее расставленных пушек, мои войска отошли в полном порядке, и даже князь Багратион уцелел! Пока Влад ругался и возмущался, я провернул блестящий маневр с переброской резервов кавалерии к деревне Утица. Влад негодовал, а моя конная артиллерия уже лупила по наполеоновской гвардии. После сообщения о тяжелом ранении императора Влад назвал меня читером. Я объяснил, что он неудачник. Он сказал, что я играю «не по истории», вообще плохо знаю историю и, вступая в противоречие с собой, что я ботан. На это я ответил неприличным словом из арсенала Карташова, первого в классе сквернослова. Влад парировал двумя карташовскими терминами. Задохнувшись от возмущения, я предположил, что он так переживает за исход битвы, потому что его прадед был француз, о чем он неоднократно рассказывал. Он сказал, что ему на мое мнение наплевать. Закрепляя успех, я добавил, что он бонапартист. Он сказал: «А ты допустим, скотина». Я спросил, вкусны ли были лягушки, которых он употребил на завтрак.
Влад, дожевав последний бутерброд, молча вытащил из компьютера диск, стал прятать в рюкзак. Рюкзак у него был выдающийся. Совершенно не во владовском стиле: прическа волосок к волоску, белая рубашка, взрослый пиджак, брючки, начищенные туфли… и эдакая туристическая торба на лямках. Насчет нее к нему даже старшеклассники цеплялись – но Влад любит грести против течения! Он обожал копаться в бесчисленных отделениях рюкзака. Найти там можно было что угодно – от обтрепанного томика Шекли в оригинале до зачерствелого хот-дога.
В этот раз копался он особенно долго. Я молча наблюдал. Только потом понял, с чем было связано его мешканье: мой друг ждал извинений. Так и не дождавшись, не сказав ни слова, он ушел.
Как бы следующим этапом этой ссоры стал наш разговор с Альбиной на следующий день на переменке.
Я жаловался ей на Влада, она отвечала рассеянно и будто вообще меня не слушала. Я стал рассказывать про блистательный маневр при деревне Утица, но Альбине это, казалось, было вовсе неинтересно. Это противоречило нашему кодексу. Раньше, когда я рассказывал ей про победы над Владом в «1812» или про артефакты, отбитые викингами у монстров в «7 королевств», она хотя бы изображала интерес. Как я изображал его, когда она рассказывала, что нового произошло в «Нежном яде» и «Воздушных замках».
– Да чего случилось, Альбина?!
Мы сидели на подоконнике и смотрели через стекло на курящих возле спортплощадки старшеклассников. На стекле была нацарапана недовольная рожица и буквы «ONYX».
– Ничего. – Она нарочито беззаботно мотала ногами в полосатых гольфах.
– Я же вижу, что-то не так?!
– Сережка, возьми меня за руку.
Я послушался. Ладошка у нее была теплая и сухая. И какая-то успокаивающая, умиротворяющая…
– Ну, взял.
– Ну, вот и не отпускай…
Мы некоторое время сидели на подоконнике, взявшись за руки. Как дураки какие-то. Я не выдержал и освободил ладонь:
– Да что случилось-то, блин?!
– Да все, блин, нормально! – Альбина сдула со лба каштановую прядь.
– Я же вижу, что нет… Мне-то можешь рассказать? Мне можешь рассказать что угодно вообще!
Она посмотрела на меня новым взглядом. Глаза у нее были голубые-голубые… И ужасное глубокие… Затягивающие, что ли?
Она вдруг порывисто поцеловала меня в щеку.
На миг я задохнулся, а потом сказал:
– Я
