Ему показалось, что за ним кто-то наблюдает – так было весь первый месяц после смерти близких. Витя боялся смотреть в зеркала, иногда его прямо-таки ощупывали взглядом, и он резко оборачивался, моля Господа о том, чтобы ему не удалось застать того, кто на него смотрит.
И вот теперь возвращается все.
Он зажег газовую конфорку. Привычные действия немного успокоили.
Белая обложка, розовые котики. Здесь все сходится. Ключик он никогда не видел, но даже не сомневался, что на нем точно так же облупилась «позолота».
Замок поддался с щелчком. Корешок чуть помятый, страницы пожелтевшие – дневник тоже не выглядел новым. Протолкнув по пересохшему горлу комок, Витя подумал о выпивке. Он ничего не купил, в шкафчике осталась только водка. Сейчас и она сгодилась бы, но нет.
Это просто дневник. Никакого отношения к его жене он не имеет. После смерти Алины Витя перебирал ее вещи. Что-то выкинул, что-то передал через маму в деревню, малоимущим. Дневник Алины нигде не проскользнул, и Витя понятия не имел, куда он делся.
Сейчас он перевернул страницу – сначала увидел отпечаток пальца, потом заметил прилипшие блестки, а уже после разглядел строчки. Аккуратный почерк жены.
Будто кто-то другой листал за него страницы, и боль за левым глазом пульсировала все сильнее, ввинчиваясь в мозг.
Потом он услышал тихий смешок Даньки и приглушенный голос Алины:
– Тихо! Папа у нас занятой, не мешай. Опять работу на дом взял.
– Мам, ну я чуть-чуть… хи-хи… – громкий стук мяча, топот.
Витя вздрогнул. Сердце колотилось, руки дрожали так, что пальцы чуть не рвали странички, оттенок шариковой ручки на которых менялся с течением времени.
Витя на подкашивающихся ногах побрел в большую комнату, откуда слышались голоса. Так обычно и бывало, он сидел с ноутом на кухне, когда поджимали сроки сдачи проекта, а жена и Даня играли. И конечно, старались сделать вид, что нисколько не хотят привлечь его внимание.
И вот теперь голоса из комнаты. На лице Вити появилась неуверенная улыбка, что вкупе с вытаращенными глазами и крупными каплями пота на лбу и висках сделало лицо похожим на рожу Момо, страшилки из «Вотсапа», которую так боялся Даня.
Свет в большой комнате. Он ведь не зажигал. Телевизор горланит. Витя постоял перед дверью, переминаясь, толкнул ее, думая, что если увидит… если увидит их, то закричит и… его разобьет инсульт.
Ничего. Темнота. Он постоял на пороге, и ему показалось, что в темноте слышны шорохи, похожие на шепотки и смех.
Вспыхнула люстра. В комнате никого не оказалось. Зато дневник с записями жены никуда не делся и не рассыпался, как бывает в фильмах ужасов. Не подделка, а тот самый – настоящий дневник Алины.
Раздалась громкая электронная мелодия, и Витю передернуло. Он даже прикрыл рукой лицо, как будто кто-то на него замахнулся. Откуда звук?
Сначала он подумал про одну из игрушек, потом вспомнил, что их он тоже частью оставил в могилке сына, частью передал вместе с вещами жены деревенским ребятишкам.
Мелодия не прекращалась. Настырная и резкая, насмехающаяся, она лилась из кухни. Когда Витя вошел туда, то понял, что горланит тетрис, про который он совсем забыл. На черно-белом экране мелькали кубики заставки, а хриплый динамик продолжал изрыгать раздражающие звуки. Мирно пританцовывали язычки газовой конфорки.
Витя взял тетрис с опаской, как будто тот мог взорваться в руке. Открыл аккумуляторный отсек, предполагая, что тот окажется пустым – еще одна мистическая составляющая того, что с ним происходит сегодня.
Но нет, там были две простецкие пальчиковые батарейки, кем-то заботливо предустановленные. Он нажал на кнопку «on/off», но она западала, как и на его тетрисе, в который он рубился еще в начальной школе. Психанув, Витя вытащил батарейку из отсека. Треклятая мелодия, от которой тесто боли в голове разбухало как на дрожжах, стихла. Слава богу.
Он постоял в прострации, держа в одной руке игрушку, а в другой дневник.
Над ним подшутили. Кто-то очень близкий. Кто? С друзьями детства он мало общался. Так, раз в год встречались, выпивали. Да и кто бы из них так прикольнулся бы? Какой нормальный человек способен на такое?
Стоп – да как это возможно провернуть? Он ведь заказал вещи с треклятого сайта!
Витя распахнул шкафчик и схватил бутылку водки. Сделал большой глоток, тут же закашлялся, из глаз брызнули слезы. Из пыльного сумрака ему улыбался кролик Квики.
Боль в голове чуть утихла. Ладно. Он знал, что сайт можно заточить под собирание информации, при помощи сайта можно похитить пароли, если пользователь совсем дурак, можно даже попробовать перехватить инфу с банковской карты, но… Откуда они взяли тетрис с точно такой же западающей кнопкой? Те же часы? Дневник жены?
На дневник он поглядел и отставил бутылку водки, чувствуя, как сердце опять начинает трепыхаться в груди. Стоит ли его читать? Вдруг он там обнаружит… Что-то такое, о чем знать не стоило?
«Это подделка. Неправда, что бы ты там не прочитал. Обман».
Витя плюхнулся за стол, потер вспотевший лоб. Он просто сходит с ума.
Может быть, и так. Но самое явное объяснение – розыгрыш.
Он открыл дневник. Вчитался, благо почерк жены позволял без труда разобрать все буквы. Слегка расслабился, читая женские переживания, потом слегка приревновал к описанию первого парня… потом понял, это его описание, ведь у Алины он был первым, если не считать совсем уж «щенячьих» отношений в школе.
Улыбнулся, немного отлегло от сердца. Витя пробегал глазами по строчкам, совсем забыв обо всем, пока не дошел до того места, где Алина описывала свои… сексуальные желания. Писала, что «секс с мужем не удовлетворял и раньше, а в последнее время и вовсе сошел на нет. Странно, как будто мы с каждым днем становимся друг другу чужими людьми».
«СПА-салон. Боже, весь последний год…» – подумал он, переворачивая страницу. Строчки расплывались. На лист упала одна капля, другая. Он закричал и, хлопнув кулаком по столу, швырнул дневник из кухни так, что тот улетел в прихожую и шмякнулся о стену, жалобно шелестя страничками. А Витя впечатал кулак в стену и закричал:
– Это ложь! Ублюдки!
Потом он сполз на пол, хныча, как подросток. Его трясло, губы расползались. Представив, какой размазней выглядит, он провел ладонью по лицу, чувствуя вкус слез. Тогда, на трассе, он ничего не знал наверняка. У него были лишь домыслы. Виноват только он, и сейчас хотел бы обратить время вспять и исправить все. Бог с ним, с отношениями, семьей, лишь бы сын был живой. Но ничего нельзя изменить. Ничего.
Он встал, схватил тетрис и шандарахнул об пол. Принялся топтать его, пока не понял, что осколки
