Потому что гул, скрежет и подвывания вдруг накатили тошнотворной волной, ощущаемой практически на уровне запахов и вынимающей здравый смысл из черепной коробки, оставляя в ней только визжащего примата. А из щели в герме, словно гнилой фарш из безумной мясорубки, повалил белесый ком безумно исковерканных существ, когда-то похожих на людей…
Павел не успел скомандовать «огонь по готовности!», как тело парня, корчившееся за прозрачной стенкой, вдруг встало, словно марионетку за ниточки дернули. Блондинка качнула головой и, дослав патрон, взлетела на самый верхний из бетонных блоков. На нее косились – кто с ужасом, кто с уважением. А владелец «глефы» вдруг тоненько завыл.
Он и его оружие стали крутиться на одном месте. «Было в нем что-то от грузового вертолета с винтом на холостом ходу», – вспомнилось Павлу из классики. Косточки, камешки, кожаные хвосты забились, защелкали, заплели вязкий подземный воздух. Быстрее, еще быстрее… Словно где-то внутри живого человека вынули стержни из реактора.
Волна тварей, катившихся через камеру, была уже совсем близко. По странному оружию побежали отчетливые, видимые издалека искры разрядов. Затрещало, пахнуло грозой – даже в «гнезде». И в какой-то момент, когда замигали прожектора и зазвенело в динамиках, этот миниатюрный торнадо с невообразимой скоростью сорвался с места и влетел в центр набегавшего на брустверы вала.
В воздухе хлопнуло, «гнездо» ощутимо зашаталось. Прямо в шлюзе большинство изломанных фигур затянуло в воронку, в которой уже было ничего не разобрать. Сам шлюз искорежило и смяло, и от него к бетону теперь бежал от силы десяток тварей. Павел Второй, опомнившись, заорал: «Огонь! Себя беречь! Герои мне не нужны!»
По периметру загрохотало. К слову, люди явно опасались попасть в искрящийся смерч и старались бить с флангов. Твари стопорились, дергались, падали, брызгали фонтанчиками бурой жижи. «Другая экосистема», – вспомнилось Второму. Где он мог это слышать?
Потом Цыпа, матерясь, сиганул вперед. Завертелся прямо между уродов, почти дублируя «волчок» у гермы, пошел всаживать очередь за очередью. Ни одна не ушла мимо. Блондинка, опустив карабин, смотрела с явным одобрением. Бой превратился в избиение.
Когда же пальба закончилась и люди угомонились, стало видно, что бестий больше нет. Посреди поля горелого мяса, скрученной арматуры и размякшего пластика стоял парень. Он тяжело дышал, был страшно бледен и весь пошатывался, опираясь на свое копье. Глаза его были закрыты.
* * *Лесной Царь снова полулежал в своем кресле и слушал. Павел Второй более не вышагивал. Он опирался ягодицами на столешницу и поглаживал пальцами левой руки коричневый пластик селектора. Из правой руки его выглядывал характерный силуэт «двойного орла», считавшегося одним из лучших даров полковника Кольта человечеству. Держава и скипетр. Символы власти.
– Мы… – Слова явно давались Второму с трудом, – благодарны.
Кроме Эйнштейна и Цыпы, в комнате теперь находилось еще восемь вооруженных людей. Потомки личной охраны Павла Денисовича, доверенные лица, ближний круг. Блондинка улыбалась каждому из них по очереди, придерживая своего молчаливого товарища за плечи. Тот снова сидел на полу и периодически заваливался набок. Девочка в бейсболке подпирала его спиной, строго морща брови.
– Мы действительно благодарны, – повысил голос Павел Павлович, когда молчание собеседницы затянулось. – Но…
– Но вы нас боитесь, – легко продолжила та. – Немудрено догадаться почему.
– Да! – голос Второго дрогнул. Он звучал настолько незнакомо, что старик-отец приподнял усталые веки и покосился на него: правда ли это его сын говорит?
– Да! – повторил сын, развеивая сомнения. – Потому что вы мутанты. Потому что вы опасны. Потому что вы сила, которую я не контролирую.
Он легонько похлопал стволом «орла» по штанине и заключил:
– Места вам на этой станции нет.
– Не вопрос, – кивнула Ольга. – Дайте нам пару минут, и мы пойдем.
Тишина застыла, настороженная и чуткая. Второй оторвал зад от стола, покачался с пятки на носок и обратно.
– Отпустить я вас тоже не могу, – через силу, с недоверием к самому себе признался он.
– Паша! – заскрипело со стороны кресла.
– Что Паша?! – неожиданно взвился тот. – Что? Ты видел, что они творили? Видел, я знаю, у тебя в бункере мониторы. Нам нельзя, слышишь, нельзя их выпускать!
– Во-первых, на нас ответственность перед станцией, – принялся успокаивать сам себя Павел Второй, когда отдышался. – Не знаю, что там с остальным метро, может, там уже сожрали всех. А мы – мы последний оплот человечества перед лицом тварей. Это, – он хотел ткнуть стволом, но сдержался и просто дернул кистью, – тоже твари. Просто на них надеты людские тела. Если мы их отпустим, они приведут новых. И я все еще не уверен насчет ребенка…
– А во-вторых, – голос блондинки был скучен и тих, но он как-то разом перекрыл гулкий баритон Второго, – ты боишься, что на самом деле в метро живут. И что в метро узнают: наследник Лесного Царя не смог. То есть не факт, что не смог бы на самом деле. Но не смог. Его уделали тощий эпилептик, девчонка и карапуз с ножом. Верно я говорю?
Второй скрипел зубами от злости и бессилия. Ольга тем временем все так же обыденно и устало складывала слова:
– Только не думайте, что, выгнав или застрелив нас, вы избавитесь от «тварей». Хотите секрет? Один, два, три секрета? Кто больше?
– Замолчи! – Кольт раскалился и пробил дорогу к лицу девушки. Та улыбнулась, чуть не целуя ствольную коробку.
– Сегодня даром. Итак, – ее палец указал на Эйнштейна, – человек, который услышал нас от самой ВШ. И Студентов – практически от Сампсониевского. Талант? Мутация? Дар?
– Заткнись!
– Теперь берсерк. – Карцовский покраснел и чуть ли не втянулся в комбинезон. – Да, да. «Цыпа Джо, порви их всех!» Врожденный темперамент – или расшалившиеся гены? Мне, кстати, понравилось.
Указующий перст навелся на самого Павла Второго. Тот аж побелел.
– Звериное чутье на опасность. Звериная ксенофобия. Ловкость, сила, инстинкт выживания… Тоже уверен, что ты все еще человек?
– Закрой хайло, сука!
– А я?
Из кресла раздался тихий голос. Лесной Царь не плакал. Это просто древесные соки сочились из трещин в коре, иначе и быть не могло.
– Вы, – Ольга покачала головой. – Вы здесь, наверное, единственный…
Но договорить ей не дали. Павел Второй наконец принял решение. Палец лег на спусковой крючок, губы раздвинулись, зубы оскалились…
Эйнштейн вдруг дернулся и застонал. Все обернулись на него, но через мгновение любые вопросы стали неактуальны: пол задрожал, буквально заходил ходуном. Селектор взвизгнул от ужаса:
– Герма! От Мужества лопнула герма! Размыв…
Динамик зашелся хрипом, голос оборвался. Станцию снова тряхнуло. Второй побагровел.
– Ну! Я говорил! Говорил! Не знаю как, но это ваши…
Бейсболка вдруг оказалась между Вторым и Ольгой. В ее руке был нож. Почти настоящая наваха. Зрелище не для
