Виктор подумал, что несколько жестоко было дать сталкеру надежду на то, что его пропавшая жена жива и живет на станции Электрозаводская. Впрочем, до него действительно доходили слухи о женщине-сталкере с этой станции, так что пусть Захар сходит, проверит. Как говорится, чем только метро не шутит. Может, и сплетет две судьбы воедино.
– Жаль, мужики не сумели пройти, – Григорий закряхтел под тяжестью переданного ему мешка, – но ты в этот раз на славу загрузился. Много времени на поверхности провел?
– Да, настроение было хорошее, – отмахнулся от расспросов Виктор, спрыгивая с дрезины.
– Может, пока оно у тебя хорошее, ты еще и скидочку сделаешь? Скинь по два патрона с консервов и лекарств? – произнес Григорий скорее по привычке, нежели надеясь на положительный ответ.
– А знаешь, будет тебе скидка, – вдруг ответил Виктор неожиданно для самого себя. Или это произнес оживший Семецкий?
– Правда сделаешь? – уточнил удивленный неожиданным согласием Григорий.
– Сказал, значит, сделаю, – жестко произнес Виктор, а Семецкий извлек из кармана футляр с очками, найденными на поверхности его сыном, и, протянув их Григорию, добавил:
– Держи, тебе подойдут. Подарок.
Игорь Соловьев
Марсельеза
В туннеле, давным-давно не слышавшем человеческих голосов, раздавался тихий бубнеж. «Мы пойдем, куда ты пожелаешь, когда ты пожелаешь. И мы будем любить друг друга, даже если не станет любви…» Окажись здесь случайный слушатель, он мог бы с уверенностью заявить, что это слова песни. Ну а будь он умудрен годами, то, несомненно, признал бы ее, ведь некогда она была очень популярна. Однако несмотря на имеющийся у исполнителя слух, голосу не хватало страсти. «И вся жизнь будет словно утро это – все в цветах бабьего лета». Вскоре человек умолк и лишь спустя минуту обиженно добавил:
– Нет, ну что за мерзавка, а? – Ответом ему было безмолвие.
Ноги размеренно пересчитывали шпалы, скрытые глянцево-коричневой водой. Хлопья бурой пены закручивались вокруг щиколоток и, словно живые змеи, уползали назад. Ствол автомата, покрытый тончайшим слоем конденсата, причудливо мерцал во полумраке. Человек остановился, чтобы отдохнуть и отдышаться. Туннель считался нехорошим, поэтому о том, чтобы снять газовую маску и вдохнуть воздух полной грудью, нечего было и думать. Приходилось стоять и медленно, по чуть-чуть, успокаивать бешено колотящееся сердце. Хорошо, что оно было довольно молодым и пока легко прощало владельцу разные злоупотребления. Что-то негромко плюхнулось сбоку, метрах в пяти. Луч искусственного света метнулся туда, лизнул мокрые от влаги стены и отразился миллионами искр на встревоженной воде. Ничего серьезного, просто еще один кусок бетона. Один из множества, что ежедневно сыплются шелушащейся кожей с гниющего тела метро. С прошедшей войны миновало уже двадцать лет. В ходе случившегося атомного апокалипсиса человеческая цивилизация умерла, лишь ее жалкие остатки, скрываясь под землей, еще агонизировали на костях погибшего мира. Уже давно должен был наступить и их черед, но всякий раз что-то откладывалось. То вдруг где-то обнаруживался нетронутый склад пригодной в пищу еды, то удавалось продлить жизнь насосам, беспрерывно откачивающим воду из туннеля. Человек постоял еще немного и двинулся дальше. Думал он о событиях более насущных и касавшихся непосредственно его самого.
На щеке до сих пор горел след от красной девичьей пятерни. «Ох и смазала же девчонка!» – Пьер машинально дотронулся до лица. Рука в резиновой перчатке, не достигнув цели, ткнулась в пластиковое забрало газовой маски. Но само воспоминание об утренней сцене и публичное унижение, превратившее подвиг в фарс, обожгло кожу изнутри. Пьер качнул фонарем и тут же стукнулся ногой о какую-то железку, наполовину скрытую темной водой. Чертыхнулся. Еще несколько часов назад его жизнь шла своим чередом. Ну кто бы мог подумать, что все так переменится? Кто погнал его в Темные туннели рисковать головой?
* * *– К станции пошла радиоактивная вода. И мы пока не знаем, что послужило причиной: разгерметизация, обвал грунта, скрытые протечки или что-то иное. Как назло, все наши сталкеры сейчас на поверхности. Минимум три-четыре дня ждать никого из них не стоит. Так что выяснить, в чем там дело, придется кому-то из собравшихся. Учитывая специфику места происшествия, сам назначить человека я не могу.
Говоривший замолчал и обвел толпу скорбным взглядом. Взор его не задерживался на лицах, но ощущение было такое, словно он поочередно обращался к каждому слушателю. И это было близко к истине. Филипп Ламбер, начальник станции, названия которой не было ни на одной довоенной схеме московского метро, – имени Парижской Коммуны, действительно знал всех и каждого.
– Темные туннели? Оттуда вода? – в толпе уже поняли, куда клонит оратор.
– Да, именно поэтому нужен доброволец, – в последнее слово Ламбер попытался вложить уверенность и надежду, но его усилия не были оценены.
– Смертник, – едва слышно донеслось из зала. – В подобных случаях никто оттуда не возвращается.
Не в первый раз Москва, ставшая могильником для миллионов, силилась добраться до своих последних жителей. Станция Международная, расположенная на глубине двадцати пяти метров, успела принять немногих счастливчиков. Впрочем, были ли они счастливы? Кое-кто считал это проклятьем. Иные – отсрочкой. Но большинство говорило на французский манер – Qui vivra verra (фр. – поживем, увидим). Так случилось, что французские язык и культура здесь преобладали куда сильнее, чем какие-либо иные. Могло показаться невероятным, что на крошечном подземном островке в российской столице последние выжившие люди будут говорить на языке Вольтера и Монтескье, но жизнь выкидывает шутки и почище этой. Сигнал атомной тревоги застал длинную автоколонну с европейскими номерами на Третьем транспортном кольце, и более сотни французских подданных – военные, гражданские специалисты и их семьи оказались под прицелом падающих на Москву боеголовок. Все эти люди следовали на крупнейшую за последний десяток лет выставку вооружений и безопасности – «Интерполитех 2013». Франции на ней отводилась роль почетного гостя, к тому же с самой многочисленной делегацией. Мероприятие сулило сторонам огромные взаимовыгодные контракты, и даже несмотря на растущую политическую нестабильность и повисшую в последние дни нервозность было решено не менять формат встречи. Однако грузовикам и легковушкам не суждено было доехать до международного форума. Когда случилась беда, начальник французского представительства дал команду покинуть транспорт и укрыться на ближайшей станции метро. Тем самым он спас своих людей и положил начало колонии имени Парижской Коммуны. Возможно, будь у них связь с другими выжившими, и концентрация европейской культуры не была бы столь велика – ее неизбежно бы размазало и растворило в людских потоках беженцев на прочих ветках и станциях. Но очень быстро те, кто спаслись на Международной, поняли – больше идти некуда. С одной стороны их станция и так была тупиковой, а с другой, не доходя до соседней Выставочной, туннель преграждал