Оказавшись на краю, мы наконец увидели то, что так не хотели показывать нам гитабрийцы. А может, они не хотели показывать это и своим соплеменникам…
Внутренняя часть вулкана была превращена в гигантскую мастерскую. В полутораста футах внизу возвышались исполинские стойки с инструментами и верстаки размером с дом. Десятки мужчин и женщин — кузнецы и рабочие — выплавляли металлы и придавали им форму, а несколько изобретателей и их ассистентов собирали машины.
Огромные машины. Бронированные тела футов по семьдесят, с длинными суставчатыми шеями, которые заканчивались ужасающими стальными черепами с рядами острых зубов. Они походили на чудовищно увеличенные версии тех шелково-бумажных существ, которые танцевали и плевались конфетами на выставке. Только вот в отличие от тех созданий, эти отнюдь не выглядели милыми.
— Драконы! — вымолвила Нифения. — Они строят механических драконов. Но… те металлы, которые они используют… Это ведь, должно быть, альцион мистиве — священные сплавы, из которых Джануча сделала свою птицу. Они с Алтаристом говорили, что этих сплавов почти не осталось на свете…
— Погляди, — сказала Фериус, указывая на открытые шахты далеко внизу. Даже отсюда были видны рудные жилы, прорезающие стены пещеры. — Тут этих «утраченных» металлов, похоже, до черта.
— Джануча солгала нам? — спросил я.
— Может, она и сама ничего не знает, — сказала Нифения. — Но если гитабрийцы строили драконов все это время, значит, они верят, что эксперимент скоро увенчается успехом?
Фериус начала отползать от края вулкана.
— Эй, малыш, ты понимаешь разницу между крошечной механической птицей и огромным железным драконом?
— Э?
— Немного металла и много мертвых тел.
6
МЕХАНИЧЕСКИЙ ДРАКОН
ПРАВДАКогда природа дискорданса постигнута, начинается настоящая работа аргоси. Направлять дискорданс, если это возможно. Уничтожить его, если нужно.
Если же все ваши усилия терпят неудачу, если талантов и ухищрений аргоси оказывается недостаточно для сдерживания угрозы, вам открывается самая горькая правда. Одно то, что вы знаете и можете видеть, еще не значит, что вы можете что-то изменить.
Глава 51
ШПИОНЫ
Мы прятались в пещере примерно в четверти мили от горы. Бегать от патрулей и часовых средь бела дня было рискованно. Рейчис ворчал, Нифения и ее гиена спали, я сидел, трясясь от холода, а Фериус Перфекс рисовала очередную карту.
— Что ты вообще там видишь? — спросил я, наблюдая, как легко движется ее кисть по поверхности карты, оставляя аккуратные штрихи. — Здесь же почти нет света.
— Ты слепой, малыш? Здесь прорва света.
— Мы в пещере, Фериус. Если б не та малость от входа, тут и вовсе было бы черным-черно.
Она наклонилась ко мне, и я увидел, что у нее закрыты глаза.
— Тогда просто представь себе еще.
И с этими словами она возобновила работу.
— Ты рисуешь с закрытыми глазами? Как это возможно?
Она усмехнулась.
— Малыш, я рисовала карты аргоси вслепую, когда мне было одиннадцать лет.
Фериус обмакнула кисть в одну из своих баночек.
— На самом деле так даже проще.
— Проще? Как это?
Она нарисовала на карте извилистую линию, затем отодвинула кисть.
— Создание дискорданса — многоступенчатый процесс. Нарисовать что-то… ну, это самая простая часть. Наполнить ее тем, что ты знаешь о предмете, тем, что ты о нем подозреваешь, раскрасить очевидности и затенить неопределенности — вот что сложно.
Раскрасить очевидности и затенить неопределенности… Неудивительно, что многие люди терпеть не могут аргоси. С другой стороны, карты дискордансов наконец начали обретать смысл.
Я прислонился спиной к стене пещеры и закрыл глаза. Я представил себе все дискордансы, которые я видел, все вместе, держа их веером, как карты в покере. Одно из немногих преимуществ того, что в детстве я учился быть магом, — умение отлично запоминать образы, до мельчайших деталей. Попробуйте использовать заклинание без особой эзотерической геометрии, и вы скоро узнаете, почему старые джен-теп любят говаривать: «Забывчивый маг — мертвый маг».
Каждая карта дискорданса сама по себе — это всего лишь странная картинка, наполненная загадочными символами и невидимыми аллюзиями. Вместе они рассказывали простую, но трагическую историю. Механическая птица — чудесное открытие. Творец — гений, способный обратить свое изобретение как в добро, так и во зло. Путь Теней…
Когда Энна дала мне карту, я подумал, что это моя судьба. Возможно, и она тоже, но аргоси не предсказывают судьбу. Теперь я понял, о чем на самом деле говорила эта карта. Все мы — возможно, весь континент — охвачены страхом и неопределенностью на дороге, ведущей во тьму. То, что этим изобретением так интересовалась тайная полиция, и то, что Гитабрия предоставила этой самой полиции столько власти, означало, что страна отнюдь не так безобидна, как хочет казаться.
Коронованный маг — пусть это и ненастоящий дискорданс — рассказал мне, что будет дальше. Кланы джен-теп, опасаясь растущей военной мощи Гитабрии, впервые за столетия объединились под одним правителем. Даромены, берабески, даже Семь Песков скоро поймут, что эта война будет чем-то большим, чем вооруженный конфликт двух стран. Она станет неизбежностью для всего континента.
Карты исчезли из моего сознания, когда я открыл глаза.
— Фериус?
— Да, малыш?
— Если Джануча найдет ошибку в своих расчетах… Если она сумеет вдохнуть жизнь в тех железных драконов.
Фериус оторвалась от своей карты.
— Тогда все провалится в ад, малыш. Все полетит в ад.
— Так ты… — я запнулся.
«Ты убьешь ее, чтобы это предотвратить?» Просто задать этот вопрос — уже заставить ее слишком близко подойти к черте, которую, как я знал, она не хочет пересекать.
— Ладно, забудь.
— Видишь? Именно поэтому мне стоит научить тебя получше играть в покер.
— О чем ты?
— Ты усвоишь одну вещь. Как бы ни были плохи твои карты, иногда требуется всего одна — правильная, — чтобы изменить весь расклад.
Снова послышалось шуршание ее кисточки по поверхности бумаги.
— А теперь, если ты не против… Твое беспокойство загораживает мне свет.
Я встал и направился в глубь пещеры, намереваясь поспать.
— Ты постоянно говоришь вещи, не имеющие никакого смысла. Ты в курсе?
Ее смех был маленьким и ярким, и от него темнота замерцала. Я остановился на секунду, держась за этот смех. В нем было все, что я любил в Фериус Перфекс,
