– Сядь. Я приготовлю нам что-нибудь поесть.
– Поесть?! – Я судорожно прижимаю к себе дневники. – Я не могу сейчас есть!
– Тебе понадобятся силы. А ты ничего не ела с самого завтрака.
Мои руки трясутся, и несколько дневников валятся на пол. Он прав. Я должна взять себя в руки. Стиг просто старается заботиться обо мне. Я чувствую себя виноватой из-за того, что сейчас сказала. Он не мог знать, что случится такое.
Он поворачивается ко мне спиной, ставит масляную лампу на кухонный стол, затем берет буханку хлеба. Меня вдруг охватывает такое острое чувство одиночества, что хочется крепко его обнять.
– Стиг? – Он оглядывается через плечо, и в полумраке его глаза кажутся мне еще прекраснее. Я призываю на помощь свой самый лучший норвежский выговор: – Du er deilig.
Он вскидывает брови:
– Ты только что сказала, что я восхитителен.
Мои щеки вспыхивают.
– В самом деле? Я хотела сказать, что ты замечательный. В смысле – потому что заботишься обо мне.
Этот комплимент явно застает его врасплох. Он кашляет, краснеет, затем бормочет:
– Takk, – и опять поворачивается ко мне спиной.
Я чувствую себя дурой. Зачем я это сказала? Я подбираю с пола упавшие дневники и крепко прижимаю их к себе, жалея о том, что заговорила, вместо того чтобы молчать. Может быть, мне и вправду лучше пойти и сесть на диван; что бы я ни сказала, это только усугубит ситуацию. Но я не иду к дивану и не сажусь. Я не отрываясь смотрю на Стига, режущего хлеб, смотрю, как двигаются его плечи, как длинные волосы падают ему на спину.
В углу за буфетом пульсирует тень. От страха у меня перехватывает дыхание. Темнота то расширяется, то уменьшается в размере, словно это дышит какой-то зверь. Я смотрю на нее, остолбенев, затем делаю несколько торопливых шагов, переходя в гостиную. Тени, окружающие буфет, стали теперь светлее, однако края гостиной кажутся более темными, как будто то, что я увидела в углу, что бы это ни было, проползло по стене, следуя за мной. Я натыкаюсь на край дивана, не удержавшись на ногах, падаю на него, и дневники летят из моих рук на пол.
Прижав колени к груди, я роняю голову на руки. Что-то слегка толкает меня, и я подскакиваю от испуга. Стиг дает мне в руки тарелку с сандвичами и ставит на пол две чашки. Потом плюхается на диван рядом со мной, наклоняется и берет сандвич с тарелки, которую я поставила себе на колени.
Я заглядываю за диван. Тени движутся опять – на сей раз возле обеденного стола на кухне. Стиг тоже поворачивает голову, чтобы посмотреть, на что смотрю я, но затем продолжает спокойно есть свой сандвич. Похоже, он ничего не заметил, чему я рада. Что бы ни находилось сейчас в доме вместе с нами, нам все равно некуда деваться. Придется просто надеяться, что оно оставит нас в покое.
Мы сидим и молча жуем. Единственные звуки, которые мы слышим, – это потрескивание дров в огне и вой ветра. Дневники лежат на диване между Стигом и мной. Стиг сердито смотрит на них.
– По-моему, их лучше сжечь.
Я кладу на тетради руку, словно защищая их. Несмотря ни на что, они часть моих корней, часть меня.
– А что, если в них говорится о драге? Разве не лучше было бы выяснить это?
Он со злостью пихает дневники, и они падают на пол.
– Неужели мы не можем поговорить о чем-нибудь еще?
– О чем, например?
– О чем угодно! О чем-нибудь другом.
Под его глазами виднеются темные круги – видимо, подводка размазалась. Возможно, он хочет поговорить, потому что ему надо отвлечься от своих мыслей.
– Ну хорошо, что тебе хочется узнать? – со вздохом спрашиваю я.
Стиг отхлебывает свой кофе.
– Ну, не знаю, например, что ты вообще любишь делать?
Я ерзаю на диване, чувствуя некоторый дискомфорт.
– Я мастерю из металлов всякие штуки.
– Здорово. А какие штуки?
Я вспоминаю свою комнату и изготовленные мною броши, ожерелья и кулоны.
– Ювелирные украшения. Воронов и пауков.
Он вскидывает брови.
Я достаю телефон и листаю фотографии, пока не дохожу до снимка серебряного медальона, сделанного в форме ворона. Стиг протягивает к моему телефону руку, и я показываю ему фото, чувствуя себя смущенной.
– Это сделала ты?
– Ага.
– Ничего себе! Это же потрясающе.
Он просматривает и другие фотографии, и, похоже, они производят на него немалое впечатление.
– А это кто? – Я беру из его руки телефон, и, когда наши пальцы касаются друг друга, я чувствую, как между ними проскакивает крошечная электрическая искра. Интересно, заметил ли ее и он? По его лицу ничего не видно.
– Это моя подруга Келли.
– А кто этот парень?
Это селфи, на котором сняты Дэррен и я. Я сделала его на устроенной им вечеринке в честь Хэллоуина еще до того, как со мной произошел несчастный случай. Он нарядился в зомби, и белая краска на лице скрыла самые худшие из его угрей. Я же изображаю ведьму и держу в руках метлу.
– Это Дэррен. Двоюродный брат Келли. – Я пожимаю плечами и беру у Стига свой телефон. – Просто знакомый.
– В самом деле? Похоже, ты ему нравишься.
Я снова смотрю на фото. Дэррен обвивает рукой мои плечи и тянется к метле. Я смутно припоминаю, как он тогда пошутил, сказав, что я могу покататься верхом и на нем, стоит мне только захотеть.
– Вы хорошо смотритесь вместе.
Я чуть заметно пожимаю плечами. Теперь, когда я познакомилась со Стигом, то, что было у меня с Дэрреном, кажется таким пустым. Дэррен просто умел меня смешить, в Стиге же есть что-то особенное, что-то неповторимое. Я ощущаю воодушевление уже от одного того, что нахожусь с ним в одной комнате. Когда он рядом, мне хочется притянуть его к себе. Иногда он так на меня смотрит, что я чувствую трепет и одновременно по моему телу разливается тепло. Дэррен же никогда не вызывал во мне подобных чувств.
Стиг вопросительно смотрит на меня, и я снова вглядываюсь в фото.
– Мы с ним выглядим просто нелепо. В середине вечеринки кто-то поджег мою метлу с помощью свечи, и Дэррен… Как бы то ни было, теперь я буду ему не интересна.
Стиг фыркает:
– Готов поспорить, что парни западают на тебя постоянно. Ты этого просто не замечаешь.
Я хмурюсь, надеясь, что он надо мной не смеется.
– Ты хочешь сказать, что я не в состоянии это увидеть, потому что наполовину слепа?
Он глядит на меня поверх своей чашки. Если он и заметил в моем тоне горечь, по нему это не видно.
– Кстати, а что случилось с той твоей подружкой – воздушной гимнасткой?
Стиг откусывает кусок сандвича, потом еще один. И задумчиво жует.
– С той девушкой, чью фотографию ты показал мне на своем
