Я прижимаюсь к нему еще теснее и говорю себе, что все будет хорошо. Утром приедет мама, так что, как и сказал Стиг, нам просто нужно переждать эту ночь. Я пытаюсь не думать о тенях в углу комнаты. Что бы они собой ни представляли, это не может быть хуже того, что рыщет снаружи, и, по крайней мере, рядом со мной Стиг, и у меня есть он, а у него – я.
Несколько минут Стиг гладит мои волосы, затем его рука падает на диван. Я зеваю и закрываю глаза.
Когда я просыпаюсь, комната погружена в темноту. Должно быть, электрический свет в гостиной тоже вырубился. Пламя в печи погасло; единственный свет исходит от красных угольев, в которые превратились дрова. Гэндальф тихо рычит. Я вздрагиваю, тру свои руки у плеч, затем заглядываю за диван, чтобы посмотреть, на что именно глядит пес. Он виляет хвостом, и я велю ему замолчать.
Ветер стих, и в доме стоит гробовая тишина, ощущение почти такое, будто он затаил дыхание, ожидая, что что-то произойдет. Я бросаю взгляд на дверь. Если повезет, то, что рыскало снаружи, сейчас уже далеко отсюда и до него много миль, но все равно мысль об этой твари, рыщущей в темноте… Нет, я не хочу об этом думать.
Гэндальф начинает рычать опять, на сей раз громче. Что это на него нашло? Я тихо зову его, стараясь не разбудить Стига, затем протягиваю руку, чтобы погладить пса по голове. Но он пятится, шерсть на загривке стоит дыбом. Я смотрю туда, куда смотрит он, и теперь тоже это вижу – нечто глядит на меня с потолка.
Сонм лиц, полных отчаяния
Из теней на меня смотрит полное отчаяния лицо с темными глазами и длинными волнистыми волосами. У меня перехватывает дыхание, и по рукам бегут мурашки. Я вскрикиваю, и Стиг, вздрогнув, просыпается. Я показываю на потолок, и он смотрит вверх. Тени соединяются, образуя женский торс. От торса вниз отходят нити – похоже на тряпичную куклу, разодранную на клочки.
Стиг мотает головой, и вид у него растерянный. Я закрываю левый глаз ладонью, и потолок сразу снова начинает выглядеть нормальным. Когда же я отнимаю руку, тени сгущаются. Голова на потолке поворачивается, и темные глаза смотрят прямо в мои. Я ахаю и хватаюсь за руку Стига.
– Марта, в чем дело? Что там?
– Там, в тени, лицо, – шепчу я.
– Faen.
– Оно наблюдает за нами, – шиплю я.
Стиг вскакивает с дивана и пытается включить свет – ничего не выходит. Свет не работает во всем доме. Он хватает с буфета фонарик.
– И где оно сейчас? – спрашивает он, направив луч света на потолок. Женщина смотрит на меня и открывает рот в беззвучном крике. Стиг направляет на нее свет фонарика, и тени разбегаются в стороны, как тараканы.
От облегчения мои напрягшиеся плечи расслабляются.
– Оно исчезло.
– Ты в этом уверена?
Я оглядываю комнату, мое сердце колотится, но теперь вокруг ничего нет. Ни странных движений, ни жуткого лица. Должно быть, его прогнал свет.
Раздается низкий рык, и мы оба вздрагиваем. Гэндальф не отрываясь смотрит на чугунную дровяную печь, шерсть на его спине стоит дыбом. Мой голос звучит тихо и принужденно:
– Эй, дружок, что у тебя там? – Хвост Гэндальфа слегка дергается, но он так и не поворачивается ко мне.
На дверце печки виднеется еще одно лицо. Как будто кто-то, запертый внутри, выглядывает наружу. Оно медленно начинает растворяться, потом вдруг разом исчезает совсем, словно след ладони на стекле. Гэндальф скулит, когда на печной дверце появляется новый образ – на сей раз лицо, полное гнева, с губами, кривящимися от ярости.
– Что там? Что ты видишь? – В голосе Стига звучит напряжение.
Я пристально смотрю на печь и лихорадочно соображаю. Лица появляются в темных уголках, движение, которое я видела раньше, происходило в глубокой тени.
– Скорее, нам нужно больше света! Кажется, им легче образовываться в темноте.
Стиг бросается в кухню и зажигает несколько масляных ламп. Вернувшись, он отдает одну из них мне.
– А почему их не вижу я?
– Не знаю. Сама я могу видеть их только левым глазом, тем, который слеп.
Стиг смотрит на меня с недоумением.
Я бросаю взгляд в темный угол кухни, и меня пробирает дрожь. Еще вчера бревенчатый дом казался мне таким пустым без Мормор. Теперь же он полон призраков. Сколько еще лиц ждут своей очереди проявиться среди теней? В моем мозгу роятся мысли, от них начинает кружиться голова. Чего эти призраки хотят? Могут ли они дотронуться до нас или причинить нам вред?
Стиг еще раз щелкает выключателем – и опять ничего, потом начинает озираться по сторонам, точно загнанный зверь. Он берется за занавеску, хотя снаружи сейчас наверняка кромешная чернота, и рывком отодвигает ее. Со стекла на нас глядит сонм лиц, полных отчаяния. Я истошно кричу, а Гэндальф неистово лает.
Стиг отпускает занавеску.
– Что ты там увидела?
Я закрываю рот рукой. Их так много, и на всех написано такое страдание! Должно быть, они образовались на конденсате, так же как и то лицо на зеркале в ванной. Я пытаюсь заговорить, но слова вдруг сделались тяжелыми, словно камни.
– Марта, пожалуйста. Ты меня пугаешь.
Я загоняю свой страх в самый дальний уголок сознания.
– Там лица. Их десятки и десятки. Они были нагромождены друг на друга, словно… словно погребальный холм. Как на том рисунке.
Стиг достает из ящика буфета коробку свечей. Потом быстро зажигает их и расставляет по всей комнате. Вскоре вокруг нас мерцают уже десятки свечей. Совсем как в кино про ведьм.
Стиг останавливается и переводит дух.
– Они исчезли?
Я оглядываюсь по сторонам, но все снова выглядит нормальным.
– Кажется, да.
Вдалеке раздается вой.
Я сжимаю кулаки, и мои ногти вонзаются в ладони.
Стиг бросается к входной двери и проверяет засов, который остался задвинут еще с вечера.
– Я проверю, заперты ли все окна! – Он выбегает из комнаты, и я следую за ним. Стоя между гостиной и спальнями, я смотрю, как он вбегает в комнату Мормор и трясет окно, проверяя плотно ли все заперто. Потом проделывает то же самое с комнатой для гостей и ванной.
Он проносится мимо меня.
– А ты проверь окно в кухне!
Я вхожу в гостиную и останавливаюсь как вкопанная. Посреди пола что-то лежит.
Тряпичная кукла из сундука.
Ее желтые волосы веером раскинуты вокруг головы, что сделало ее вид еще более гротескным, чем прежде.
– Но как? – бормочу я.
Я только что видела, как Стиг вбежал в комнату Мормор и выбежал из нее. У него не было времени залезть в сундук, к тому же, если бы он
