— Вы ничего не едите.
— А?
Я поморщилась и лихо заработала ложкой. Задумалась так, что суп успел порядком остыть, но мне было не до вкусовых качеств. Мне надо было понять, куда двигаться, потому что все, что сейчас мы имели, смахивало на неправдоподобный чертеж какой-то несуществующей в природе вещи. Чего-то нам не хватало, но я не понимала, чего именно.
Рук, наверное? Это бессмыслица, и пусть ректор объяснил, зачем вырезал сердце, но руки-то он отрезал зачем, и, главное, как, ну вот как?
— Когда вы о чем-то думаете, то становитесь злой.
Да, разумеется, тебя я забыла спросить, как я выгляжу.
— А когда вы не думаете, смотритесь очень глупо. Я понимаю, что прием пищи не требует умственных усилий, но вы хотя бы сделали вид…
Туше.
— Я для себя уже все решил, — отмахнулся Брент и отставил тарелку с двумя обглоданными костями. — Мясо у них как подошва.
— Это сетевой ресторан, разумеется, тут белковые заменители. А где вы ели жареную подошву?
Брент пропустил издевку мимо ушей.
— Как именно произошло убийство, я понял. Не могу разобраться, чего не хватает. То, что ректор убил жену, очевидно.
Однако он был крайне самонадеян. Как именно произошло убийство — пока не знал даже Гордон, который был непосредственно занят телом.
— Не хватает мотива, возможности и частей тела, — сказала я, — а всего остального хоть отбавляй.
Я принялась за свой сэндвич.
— Мотив тоже есть.
— Предполагаемый. Сам Томас изложил свой мотив иначе, и я не уверена, что Суд посчитает вашу версию более правильной. Слушайте, Брент, как вы вообще доводили дела до суда?
Я спросила и тут же поняла, что придирки Процедурной Комиссии были не так уж необоснованны. Если Брент нес в зал заседаний такие вот доказательства…
— Есть способ, не хватает только объяснений, куда делись кисти рук и как он их сумел ампутировать, — заметил Брент. — А теперь смотрите, нет рук — нет обвинительного заключения…
— Хотите сказать, что пока мы не объясним, куда пропали руки, или, что еще лучше, их не найдем и не докажем, что они принадлежат нашей погибшей, то и в Суд передать дело не сможем, — согласилась я. — Может быть, он на это и рассчитывал?
Брент посмотрел на меня с интересом. То ли не ждал, что я такое скажу, то ли не думал об этом в принципе, а может, даже приревновал собственную догадку.
— Что бы вы сделали на месте Суда? Если ректор убедительно делает вид, что у него едет крыша, а следствие на вопрос, где руки жертвы, разводит руками… — я подумала над промелькнувшей идеей. — Нет, по делам об убийстве производство не приостановят.
— Но его могут освободить до суда, — возразил Брент и в этом был прав.
«Только если руки останутся единственной не найденной нами уликой, а все остальное будет свидетельствовать в его пользу». Я дожевала сэндвич, в два глотка выпила кофе и едва поставила чашку, как подлетел официант и положил на стол планшет с суммой счета и терминал для оплаты.
Я не успела провести над терминалом идентификационным браслетом, как Брент выложил на стол две купюры. Это было так удивительно, что до меня не сразу дошло — он оплатил наш обед целиком. Официант тоже выглядел пораженным: наверное, последний раз наличные он видел еще в детстве, но забрал их слегка дрожащей рукой.
— Я сейчас принесу сдачу, — проговорил он после недолгой паузы и исчез.
— Ну и зачем? — спросила я.
— У меня оставались наличные, — пожал плечами Брент. — Это ведь не запрещено.
— Зачем вы оплатили обед за нас двоих?
— Я же вас пригласил.
— Вы странный, — сказала я совершенно искренне. — Мы коллеги, ну, хотя бы условно, и это самый обычный обед. Ладно, в следующий раз плачу я.
Я поднялась, не давая ему возразить. Думала сходить в дамскую комнату, пока Брент будет дожидаться официанта со сдачей.
— Интересно, думала ли Таллия Кэролайн так же, как вы, — куда-то в сторону произнес Брент. Не сказать, чтобы это меня удивило больше, чем оплата наличными, но я все равно от неожиданности села обратно.
— При чем тут Таллия Кэролайн?
— Кто знает, как долго они шли к этой развязке, — мутно пояснил Брент. — Может, вы правы, и дело действительно не в прерывании беременности. Кем он вообще себя рядом с ней чувствовал?
— Вы сами-то как? — обеспокоилась я. — Временами мне кажется, что вы начинаете заговариваться.
Может, он употребляет какие-то запрещенные вещества? У нас за подобное можно до конца своих дней угодить на общественные работы, но Лагута — не Территории. Потому и уехал?..
— Вот именно, капитан, вот именно.
Подтвердил он точно не мои невысказанные сомнения насчет запрещенных веществ, но я хмыкнула. Вернулся официант. На подносе, совсем как в историческом кино, он принес сдачу, и вид у него был слегка встрепанный, а лицо покрасневшее. Похоже, за этими несчастными монетками и парой мелких купюр он бегал в банк, а то и в хранилище.
Я постаралась не думать над странностями моего непрошеного напарника. Разве только, что королеву удивило бы его поведение. Наличные, чоппер, странные намеки на — а на что? Он что-то пытался мне сказать, и вряд ли иносказательно. Его раздражало то, что я его не понимаю?
— Слушайте, Брент, — я нагнала его на лестнице и придержала за рукав, — у меня сложилось впечатление, что я вас не во всем и не всегда понимаю. Вы говорите о чем-то, что для вас очевидно, а я никак не могу уловить эту суть. Вас не затруднит повторить все сначала?
Эта просьба далась мне с некоторым трудом. С людьми склада Брента и так непросто взаимодействовать, а если они догадываются, что их о чем-то просят и в чем-то ты от них оказался зависим…
Обычно я была довольна, если не ошибалась в предположениях. Сейчас я почувствовала себя униженной.
— Вы не поймете, — отмахнулся от меня Брент. — Я хочу все про нее узнать. Чем она жила, о чем думала, чем руководствовалась, когда принимала решения. Каждое ее слово и каждый поступок должны получить объяснение.
— Она жертва, — попыталась втолковать Бренту я. — Вы, кажется, перепутали. Наверное, вам стоит допросить вместе со мной Томаса. Если, конечно, психиатры решат, что в его допросе вообще есть хоть какой-то резон.
— Сперва я хочу узнать все о Таллии Кэролайн, — упрямо повторил Брент.
