Мне тоже не нравилась эта версия, но я не собиралась ее опротестовывать без достаточных доказательств. Брент со вздохом пояснил:
— Ректор Томас чего-то боялся. Это версия самого комиссара. У вас есть варианты, что вызвало у него такой страх, капитан? У меня есть.
Глава сороковая
Я хмыкнула. Можно спросить самого Томаса… Только трогать его сейчас очень опасно. Наверное, бейлифы, наученные Рупертом, делают вид, что он спит.
— У вас было столько версий его тайных страхов… Боюсь даже спрашивать, что вы выдумали еще.
Как разобраться в голове этого человека? В состоянии ли он сам себе объяснить, что думает и почему, и не слишком ли непосильную задачу поставила передо мной доктор Меган?..
Я вспомнила про суд и свидетеля, который, по мнению Брента, не врал. Доктор Меган сказала: «Сосед правильно понимал, что это являлось не избиением, а нормальной человеческой реакцией на оскорбление. То есть на измену жены». Так что же Брент считал нормальной человеческой реакцией?
— Мне придется начать с давнего дела, — известил меня Брент. — Эта старуха Меган наверняка вам уже рассказала о нем, она не могла не похвастаться, как обливала помоями человека, который честно признавался во всем Суду.
Это было интересное начало. И, несмотря на то, что меня так и подмывало оборвать Брента и осадить его, рявкнуть, в конце концов, я молчала. Как бы он ни отзывался о докторе Меган, я не сомневалась — она сама бы остановила меня и велела дослушать.
Все же я мрачно посоветовала:
— Доктор Меган заслуживает уважения, Брент. Она ученый с мировым именем, великолепный специалист, автор множества научных работ и работающих способов лечения.
— Бросьте, — протянул Брент с тоскливым выражением лица. — Да, она лечит тех, у кого совсем плохо с крышей, никогда не вдавался в подробности, вам тут как врачу видней. Но когда она говорит о людях с чуть отличной от ее точкой зрения и записывает их в число своих пациентов…
Он замолчал, я ждала. Перебивать его было рискованно. Пусть он скажет, как с его стороны выглядит тот суд, и тогда, возможно, мне многое станет ясней.
— Чтобы вы не плавали в событиях, — заговорил Брент. — Женщина упала с лестницы, сначала считали, что обычный несчастный случай. Оступилась, не удержалась, бывает, потом обнаружили, что у нее на теле куча следов побоев. «Куча» — это выражение трупореза, с которым мне довелось работать. Не ищите в материалах — там он выражался научно. Побои были систематические и длительные, меня это не волновало, я занимался только непреднамеренным убийством. Что подследственный виноват, у меня сомнений не было, я признаю авторитет судебной экспертизы, а по всему выходило, что он жену чуть ли не столкнул. Не в этом дело, мне на его судьбу было плевать совершенно, как и на повод, почему он лупил жену. Из ревности, но согласитесь, это исключительно их проблемы.
Я не удержалась от смешка.
— Брент, вы вообще себя слышите? Вам было плевать, что человек избивал жену?
Временами мне казалось, что общее мнение о Бренте не соответствует истине. Да, он невоспитан, он хам, зануда и нарочно игнорирует все правила поведения, принятые в нашем обществе. Он высокомерен, заносчив, он шовинист и бравирует этим. Но если с ним найти общий язык — все уходит, словно это у него показное, нечто вроде защитной реакции. А временами, вот как сейчас, я начинала думать, что это я слишком плохо знакома с ним, а все остальные, напротив, чересчур хорошо, и никто не обманывается его редкими искренними улыбками. Да и насколько уж искренними, откуда мне знать, где Брент настоящий?
— Капитан, ревность — это то, что неподконтрольно, — снисходительно пояснил Брент. — Это чувство, как холодно или жарко. С этим невозможно справиться. Ревность — необходимая часть любви. Вы же не будете утверждать, что на солнцепеке вам холодно, а в ледяной ванне — жарко?
Я вздохнула. Когда я только получила диплом, любила рассказывать, как оно обстоит все на самом деле, но за столько лет меня это утомило, к тому же редко, но бывало, что мнение науки люди просто не слышали. Брент, как я была уверена, из таких упертых.
— Ревность рассматривается как стремление сохранить значимое для себя благо посредством противоправного действия, — процитировала я. — Первые проявления ревности могут начаться в семье, когда дети считают, что не получают от родителей равноценного внимания. В школе, если соревновательный дух в классе поддерживается неправильно. Поэтому существует масса курсов для родителей, даже в магнете их тьма, они официальные, лицензированные государственными службами, и это я не говорю о том, как готовят учителей и педагогов. В любом случае ревность — реакция приобретенная, у ваших примеров с жарой и холодом совсем другая природа…
Я наблюдала за Брентом. Он скучал и выражал это демонстративно: положил ногу на ногу и нетерпеливо ей покачивал.
— В том, чтобы сохранить любимого человека, преступления нет, — отрезал Брент. — Скажу больше — нет ревности, и так ли тогда важен тот, кто рядом? Если нет разницы, останется он или уйдет?
Я пожала плечами. У человека всегда есть свобода выбора, но нам сейчас ревность была не важна. Из ревности не убивают, тщательно готовясь, это уже патология, а ее у Томаса доктор Меган не нашла. Но я сама случайно толкнула Брента не туда, надо было возвращать его к теме.
— Так вам все равно, почему он убил жену, или нет? — спросила я. — Вы уж определитесь.
— В этом деле мне было все равно, — пробормотал Брент. — Потому что результаты экспертизы шансов уже не давали. — Своевременное замечание. — Неважно. С Меган мы сцепились из-за свидетеля. Она считала, что он ненормальный и что его показания нельзя принимать во внимание.
Доктор Меган говорила мне то же самое. И теми же словами, но мне было ясно как день, что Брент вкладывает в них абсолютно иной смысл.
— Показания психически нездоровых людей Суд действительно не учитывает, — примирительно сказала я. — Они не в состоянии объективно оценивать реальность.
— Он объективно ее оценивал, — Брент даже оскалился — неужели я попала по какому-то его больному месту? — Этот свидетель утверждал, что подсудимый жену никогда не бил. И я считал, что он прав.
«А как же снятые экспертами побои», — хотела съязвить я, но сдержалась. Брент был настроен на откровенность, не стоило его сбивать.
—
