Удобный случай представился ветреным, светлым днем четверга. Ветер разогнал облака, заслонившие солнце, и королева выехала на охоту. Сопровождал ее, как всегда, избранный круг придворных дам, с десяток прочих придворных, а также доезжачие, сокольничие и прочие слуги. При одной мысли о множестве любопытных глаз и ушей вокруг Девену казалось, будто он угодил в огромный зверинец, но на большее рассчитывать не приходилось.
– Каково расположение духа Ее величества? – спросил он леди Уорик, выехав следом за остальными навстречу мимолетному, неверному сиянию утра, в любую минуту готовому смениться ненастьем.
Несомненно, графиня полагала, что вопрос его связан с Анной.
– Непредсказуемо, как и погода, – отвечала она, бросив взгляд на мчащиеся по небу тучки. – С чем вы ни собираетесь к ней обратиться, я бы советовала повременить.
– Увы, не могу, – пробормотал Девен. Даже если дело могло подождать (в чем он весьма сомневался), нервы его отлагательства перенести не могли. – Вы с лордом Хансдоном проявили немалое великодушие, устроив мне эту приватную встречу. Если я не воспользуюсь сегодняшним шансом, как знать, когда представится новый?
– Тогда желаю удачи, мастер Девен.
С этого-то ободрения охота и началась. Почти не уделяя внимания сей забаве, Девен снова и снова повторял в уме загодя приготовленные слова. Наконец охотники спешились, дабы устроить привал, и слуги принялись разбивать шатер, под сенью коего королева собиралась отобедать в обществе графа Эссекса. Тут к королеве приблизилась графиня Уорик и подала ей небольшую книжицу, полученную Девеном от отца. После негромкой беседы Елизавета обратила пристальный взор к лугу, на котором расположились охотники, и отыскала среди них Девена.
Перстни сверкнули на солнце, длинные пальцы поманили к себе. Поспешно приблизившись к королеве, Девен опустился на колени в траву перед нею.
– Ваше величество?
– Прогуляйся со мной, мастер Девен.
Виски болезненно заныли, пульсируя в такт бешено бьющемуся сердцу. Поднявшись, почтительно держась на шаг позади, Девен последовал за королевой к краю луга. Вокруг, то и дело оказываясь в пределах слышимости, расхаживало слишком много народу, но не просить же Ее величество отойти еще дальше! Согласие удостоить его хоть такой, наполовину приватной беседы – уже немалая милость.
– По словам леди Уорик, ты принес довольно важные вести, – сказала Елизавета.
– Так и есть, Ваше величество.
Сглотнув, Девен начал речь, которую репетировал все утро и половину вчерашнего дня.
– Незадолго до смерти сэр Фрэнсис дал мне поручение. Будь я острее умом или талантливее, вполне мог бы успеть поделиться своими находками с ним, однако я отыскал решение слишком поздно и разузнал то, о чем он просил, лишь в последние несколько дней. Уйдя, он оставил меня без господина, которому было бы уместно доложить о подобных вещах. Но я присягал не держать в тайне материй, пагубных для вашей особы, а со смертью господина главного секретаря моя верность, согласно присяге, принадлежит одной только вам.
Тут пришлось сделать паузу, чтоб облизнуть пересохшие губы.
– Возможно, – продолжал Девен, – с моей стороны это слишком самонадеянно, однако я полагаю дело достойным внимания и времени Вашего величества, а вашу мудрость – более чем достаточной, чтоб рассудить, что делать дальше.
Следуя на шаг позади Елизаветы, он видел лишь краешек ее лица, но в эту минуту ему показалось, будто под слоем пудры, румян и белил мелькнул живой интерес. Уолсингем до известных пределов, а Берли и того пуще, предпочитали держать королеву подальше от дел разведслужбы и сообщать ей лишь то, что подвигнет ее к угодным им решениям. Однако Елизавета терпеть не могла плясать под чужую дуду и откровенно наслаждалась, удивляя Берли с Уолсингемом познаниями, которых те от нее не ждали.
– Продолжай, – велела она. Теперь в ее ровном, нейтральном тоне слышались нотки благоволения.
Новый глубокий вдох.
– Поручение, данное мне господином главным секретарем, было таково. Он полагал, что в работу правительства Вашего величества вмешивается рука некоего неизвестного игрока. И поручил мне доискаться, кто это.
Слишком искушенная в политических играх, чтоб проявить удивление, Елизавета ничуть не замедлила энергичного шага и даже не оглянулась на Девена. Однако Девен отметил, что направление их с виду бесцельных блужданий слегка изменилось. Теперь королева направлялась к березовой роще у самого края луга – подальше от всех, кто мог бы их подслушать.
– И ты считаешь, – сказала Елизавета, – что отыскал этого игрока?
– Именно так, государыня. Потому-то и счел крайне важным сообщить о нем одной только вам.
В таком отдалении от остальных их разговора не мог бы услышать никто. Елизавета остановилась и повернулась лицом к Девену, обратив спину к белым стволам деревьев. Морщинистое, старческое лицо королевы хранило непроницаемость. Солнце скрылось за облаком, затем ветер сдул облако прочь. «Наверное, стоило подождать, пока настроение королевы не изменится к лучшему», – с тревогой подумал Девен.
– Говори же, – снова велела королева.
Что ж, идти на попятную поздно.
– Ее зовут Инвидианой, – сказал Девен.
Пожалуй, сообщая королеве сии сведения, следовало преклонить колени – так оно вышло бы почтительнее. Однако Девену пришлось остаться на ногах: говоря это, он должен был смотреть королеве в лицо. То был единственный шанс оценить ее реакцию, единственный шанс увидеть в ее лице хоть намек на нужный ответ. И даже при всем этом ответ едва не оказался упущен. Игравшая в подобные игры не первый десяток лет, Елизавета была куда более талантливой лицедейкой, чем большинство тех, кто добывает сим ремеслом пропитание. Лишь мимолетная настороженность мелькнула в уголках ее глаз. Мелькнула и тут же исчезла… но этого было довольно.
Вот теперь Девен пал на колени. Сердце его трепетало так бешено, что задрожали пальцы.
– Ваше величество, – заговорил он, невзирая на то, что может перебить саму королеву, только бы высказать все, что нужно, прежде чем она успеет вымолвить хоть слово отрицания, – я уже несколько дней считаю, что повредился умом. Мне довелось… встретиться с этим народом и выслушать их рассказы. Разыгранное на театральных подмостках, все это выглядело бы невероятным, но я убежден в их правдивости. Сегодня я явился к вам и рискнул говорить столь откровенно, потому что события, происходящие прямо сейчас, могут повлечь за собой потрясения, сравнимые с угрозой вторжения испанцев. Если угодно, считайте меня гонцом, вестником.
На сем он умолк, не зная, что еще можно сказать. Небо помрачнело, ветер усилился, словно перед грозой.
– Это она послала тебя ко мне? – прозвучал над головой ровный, бесстрастный голос Елизаветы.
Девен сглотнул.
– Нет. Я представляю… других особ.
Послышались приближающиеся шаги, затем шорох парчи: очевидно, Елизавета жестом велела подошедшему, кем бы он ни был, убираться прочь.
– Объяснись, – велела она, как только их снова оставили наедине.
От этого слова веяло жутким, ледяным холодом. Девен невольно сжал кулаки.
– Я имел встречу с… партией, полагающей, будто между их королевой и кем-то при дворе Вашего величества – возможно, с вами самой – существует
