Прогулка началась в молчании. Только отъехав подальше от дворца, Елизавета внезапно спросила:
– Ты с ней встречался?
Девен полагал, что беседа начнется с некоего предисловия, и нежданный вопрос королевы застал его врасплох.
– Если Ваше величество имеет в виду Инвидиану, то нет.
Кожа на подбородке Елизаветы обмякла, обвисла от возраста, однако под нею все еще чувствовалась сталь.
– Считай себя счастливым, мастер Девен. Что ты знаешь об этом договоре?
– Боюсь, почти ничего, – ответил Девен, с особым тщанием выбирая выражения. – Знаю лишь, что Инвидиана взошла на престол в день коронации Вашего величества.
Елизавета покачала головой.
– Все началось много раньше.
Удивленный сим утверждением, Девен сдержал рвущиеся наружу вопросы: пусть королева объяснит все по порядку.
– Впервые она явилась ко мне в Тауэре, – негромко продолжала Елизавета. Взгляд ее был устремлен куда-то вдаль, лошадью она правила легко, не задумываясь. Искоса наблюдая за ней, Девен отметил мрачность в ее лице. – Моя сестра собиралась предать меня казни, а незнакомая гостья предложила помощь.
Королева надолго умолкла. Столько лет прошло, а она все еще сомневается в себе, в верности сделанного выбора… Девену захотелось подать голос, заверить, что на ее месте от помощи не отказался бы ни один человек на земле, однако утешать саму королеву он не дерзнул.
– Она, – поджав губы, продолжила Елизавета, – позаботилась о моем освобождении из Тауэра, а после началась целая череда событий, что помогли мне прийти к власти. Уж и не знаю, сколькие из них – дело ее рук. Разумеется, не все: такого влияния у нее нет даже сейчас, но кое-что – определенно. Взамен я, взойдя на престол, помогла ей. Моя коронация была и ее коронацией.
Королева сделала паузу.
– Да, я не знала, что, взойдя на трон, она низвергла других правителей. Но если скажу, будто удивлена, то погрешу против истины.
Новая пауза, новые колебания… Наконец Девен решился поторопить ее.
– А после, Ваше величество?
Обтянутые серой оленьей замшей руки Елизаветы крепко стиснули поводья.
– После… все продолжалось. Она избавила от ряда опасностей и мою особу, и мою власть, и мой народ. В обмен на ряд уступок с моей стороны. На политические решения, служившие каким-то ее целям. На помощь… смертных в каких-то важных для нее делах.
«Смертных»… Запинка на этом слове была лишь едва различима.
– Но рассказавший обо всем человек перед смертью утверждал, что сей договор пагубен для обеих сторон, – осмелился напомнить Девен.
Впервые с начала прогулки Елизавета повернулась к нему лицом. Мощь ее взгляда повергала в дрожь. Да, видя ее смеющейся вместе с придворными или кокетливо улыбающейся в ответ на какой-нибудь чрезмерно пышный комплимент, нетрудно было забыть, чья она дочь. Однако в этот взгляд было вложено все легендарное величие, вся воля Генриха, восьмого носителя сего имени среди королей Англии. Гнева и ярости в запасе у рода Тюдоров имелось в избытке, и гнев Елизаветы готов был вот-вот вырваться наружу.
– Мне неизвестно, – сказала она, – во что ей обходится наш договор. Меня это не интересует. Ее просьбы, ее манипуляции нередко ставили меня в такое положение, в котором я сама по себе не оказалась бы ни за что. Конечно, ради блага народа я стерпела бы даже это. Однако с нашей кузиной Марией она зашла слишком далеко. Бог весть, до каких пределов простиралось ее вмешательство, но я знаю одно: не вмешайся в дело она, и мне не пришлось бы против собственной воли поставить подпись под тем указом о казни.
Перед мысленным взором Девена снова возникли шахматные фигуры, при помощи коих Уолсингем поведал ему историю королевы Шотландской, и одинокая белая королева, остановившаяся на полпути меж двух противоборствующих сторон.
– Тогда расскажите мне об условиях вашего договора, – тихо сказал он, – и я покончу с ним.
Елизавета вновь устремила взгляд вперед. Дальше путь вел наверх, по каменистому склону. Вооруженная стража, держась на почтительном расстоянии, окружала их со всех сторон, и Девен был этому рад. Сам он ни за что бы не смог вести такой разговор и в то же время бдительно следить за окрестностями, а между тем дивным наверняка ничего не стоит спрятаться среди зелени.
– Условия довольно просты, – ответила королева. – Известен ли тебе Лондонский камень?
– Тот, что на Кэндлуик-стрит?
– Тот самый. Древний символ столицы, камень множества клятв. Мятежный Джек Кэд, объявляя себя хозяином Лондона, ударил по нему мечом. В минуту моей коронации она вонзила в этот камень меч и так утвердилась во власти.
Это весьма обнадеживало: теперь перед Девеном появилась материальная цель для удара.
– Не повредит ли вашему положению, если?..
Елизавета отрицательно покачала головой.
– Меня возвела на престол политика и слово епископа, благословившего мою власть именем Господа. То, что она взяла хитростью, я получила по праву.
Королева говорила без колебаний, однако Девен не раз слышал ее при дворе, с хвастливой самоуверенностью заявлявшую, будто Испания не отважится предпринять новых попыток вторжения, а тот или иной лорд никогда не пойдет против ее воли. Что, если и сейчас Елизавета только изображает уверенность, коей вовсе не чувствует?
Казалось, в горле застрял острый осколок камня. Девен с усилием сглотнул. Стоит ли помогать дивным свергнуть с престола Инвидиану, если это повлечет за собой низвержение его собственной королевы?
Что ж, если Елизавета согласна рискнуть, дабы освободиться из тенет заключенного договора, не ему сомневаться в ее решении.
– Сумеешь лишить ее власти, – жестко, страстно сказала Елизавета, – я награжу тебя как подобает. Она – холодная, бесчувственная тварь, находящая радость в жестокости. Да, особам королевской крови нередко приходится быть жестокими, я поняла это задолго до того, как взошла на престол. Но ее жестокость перешла все границы, и не раз. В ней нет ни грана тепла и любви. За что я всей душой ее презираю.
Тут Девену вспомнились сестры Медовар – рассказ Розамунды и разговор с Гертрудой.
– Мне говорили, – мягко откликнулся он, – что прежде она была не такой. Еще до коронации. Пока носила имя Суспирии.
Елизавета сплюнула, нимало не заботясь о грубости сего жеста.
– Если и так, что с того? Я этой Суспирии в глаза не видела.
Проехав еще несколько шагов вперед, Девен судорожно дернул поводья. Мерин его споткнулся, но тут же выправился и двинулся дальше.
– Даже при первой встрече? Даже в тот день, в Тауэре? – спросил Девен, вновь поравнявшись с Елизаветой.
Во взгляде королевы мелькнуло настороженное недоумение.
– Мне она в первый же день назвалась Инвидианой. И с той самой минуты ни разу не проявляла при мне ни доброты, ни человеческого тепла.
– Но… – Тут Девен с запозданием сообразил, что совершенно забыл о титулах, об учтивых обращениях и вообще о том, как джентльмену подобает
