Громко захлопав крыльями, сойка спорхнула с карниза и с диким, режущим уши криком метнулась ей прямо в лицо. Луна втянула голову в плечи, вскинула руки, защищая глаза, однако птица даже не думала нападать – всего лишь кружила над головой да верещала что было сил.
Даром беседовать с птицами Луна не обладала. Сойка вполне могла говорить о чем угодно, а то и вовсе ни о чем. Ясно было одно: птица решительно преграждает ей путь к входу в Халцедоновый Чертог, а кто мог ее послать, догадаться нетрудно.
Не обращая внимания на взгляды мясников из-за прилавков, тянувшихся по обе стороны улицы, Луна сделала несколько шагов назад и подняла руку. Стоило ей удалиться от потайной двери, сойка немедля успокоилась и опустилась на подставленный Луной палец.
Должно быть, что-то в ее письме перепугало сестер Медовар не на шутку, но что?
Отправиться к ним с расспросами Луна не дерзнула. Придется спрятаться, скрыться, а уж потом отправить весточку сестрам.
Нимало не заботясь о том, как все это выглядит со стороны, Луна накрыла птицу ладонью, сомкнула пальцы поперек ее тельца и поспешила покинуть Ньюгейт. Где же – если хоть где-нибудь – можно найти убежище?
Халцедоновый Чертог, Лондон,
7 мая 1590 г.
Инстинкт остановил Девена в тот самый миг, как он решил шевельнуться.
Ноги его стянуты веревкой, заломленные за спину руки – тоже. Воздух, овевающий тело сквозь прорехи в одежде, прохладен и сух. Каменный пол под ним холоден и ровен. В тот миг, когда он очнулся и еще не успел вновь смежить веки, перед глазами блеснула гладь черного, серого и белого мрамора.
Теперь Девен знал, где он, но этого было мало. Нужно разведать побольше.
За спиной раздался мерный стук каблуков о мрамор, но Девен хранил неподвижность и не открывал глаз. Пусть думают, будто он все еще не пришел в чувство.
В следующий миг его тело, точно подхваченное незримой, неощутимой ладонью, поднялось в воздух и развернулось головой кверху, а лицом – в сторону, противоположную прежней. Перемена позы отозвалась мучительной ноющей болью в похолодевших, затекших от долгой неподвижности руках.
– Прекрати притворяться и взгляни на меня.
Прозвучавший голос был холоден и смертоносен, словно укрытая шелком сталь. Девен призадумался. Воспротивиться, не подчиняться? Но что в этом проку?
С этой мыслью он открыл глаза.
Открывшаяся картина заставила невольно ахнуть и замереть. Господи, спаси и помилуй… Да, о красоте королевы дивных он слышал, но отразить ее не смогли бы никакие слова. Все посвященные Елизавете вирши, все самые экстравагантные, головокружительные комплименты, в коих Ее величество сравнивали с самой великолепной из языческих богинь, – все это, до последнего слова, следовало адресовать ей, той женщине, что стояла сейчас перед ним. Белизны ее кожи не портил ни единый изъян, глаза сверкали, как черные бриллианты, а волосы блестели, словно черная тушь. Точеные скулы, изящный изгиб бровей, кроваво-алые губы, вселяющие страх и в то же время зовущие…
Слова слетели с языка сами собой, гонимые остатками инстинкта самосохранения:
– Отче наш, сущий на небесах…
Но нет, Инвидиана даже не дрогнула. На ее алых губах заиграла надменная улыбка.
– Ты думаешь, я настолько слаба? Нет, мастер Девен, твоего Бога я не боюсь.
Возможно, она и не питала страха перед Всемогущим, однако имя его придало Девену сил. С усилием, от коего лоб покрылся испариной, он отвел взгляд в сторону. Прежде, слыша о красоте Инвидианы, он представлял ее себе похожей на Луну.
Однако она оказалась совсем иной.
– Однако ты не удивлен, – задумчиво проговорила Инвидиана. – Немногие из смертных ничуть не удивились бы, очнувшись в волшебном дворце. Я принимала тебя за приманку, но теперь вижу: ты, мастер Девен, не так уж прост. Скорее, ты не приманка, а сообщник – сообщник этой изменницы, Луны.
Многое ли ей известно?
Многое ли от нее удастся скрыть?
– Скажи лучше, ее раб, – процедил Девен, по-прежнему глядя в сторону. – До вашей политики мне дела нет. Освободи меня от нее, и больше обо мне не услышишь.
Казалось, даже смех Инвидианы сулит скорое кровопролитие.
– О да, разумеется. Жаль, мастер Девен, что я не велела Ахиллу похитить тебя раньше. Человек, столь охотно прибегающий к лжи и притворству, к мошенничеству и блефу, вполне заслуживает места при моем дворе. Я сделала бы тебя одной из своих игрушек… но время подобных вещей миновало.
Непринужденное праздное веселье исчезло, как не бывало. В голосе королевы зазвучала сталь.
– Теперь тебе есть применение. А если из этого ничего не выйдет… что ж, позабавишь меня иначе.
Охваченный дурными предчувствиями, Девен неудержимо задрожал.
– Будь моим гостем, мастер Девен. – Глумливая учтивость Инвидианы внушала ту же тревогу, что и любой иной тон. – Я бы пожаловала тебе свободу в пределах моих владений, но, боюсь, кое-кто из придворных порой не в силах отличить гостей от игрушек. Посему, ради твоего же блага, придется прибегнуть к кое-каким предосторожностям.
Неведомая сила, удерживавшая Девена на весу, повлекла его вниз, а как только носки его ботфорт коснулись пола, толкнула вперед, и Девен неловко – ведь руки его так и остались связанными за спиной – упал на колени.
Эльфийские чары стиснули виски, не позволяя отвернуться от королевы.
Инвидиана сняла с лифа платья брошь – черный бриллиант в оправе из серебра, усыпанной самоцветами помельче. Рука с брошью потянулась вперед, к Девенову лицу. Девен невольно подался назад, однако незримая сила держала крепко – крепче любых оков.
Холодный металл, коснувшийся кожи, ничуть не согрелся от прикосновения. В следующий миг Девен вновь содрогнулся: в лоб, едва не пронзив кожу до крови, словно бы впились шесть острых игл.
– Сим воспрещаю тебе, Майкл Девен, – промурлыкала Инвидиана, – покидать сей зал любой дверью, что существует ныне или же будет создана, и как бы то ни было слать за пределы сих стен какие бы то ни было вести, а равно – чинить насилие против моей особы, иначе быть тебе мертву.
Музыка ее голоса придавала словам особую жуть. Кровь в жилах Девена обратилась в лед, челюсти свело судорогой так, что заныли зубы, лоб обожгли шесть крохотных огоньков.
Миг – и все это кончилось.
Инвидиана приколола брошь к лифу, улыбнулась, и сдерживавшие Девена узы исчезли.
– Добро пожаловать в Халцедоновый Чертог, мастер Девен.
Дедмэнз Плейс, Саутуарк,
7 мая 1590 г.
«Прятаться здесь, в двух шагах от епископской тюрьмы, битком набитой еретиками… пожалуй, есть в этом соседстве нечто зловещее», – думала Луна.
Однако убежищем Саутуарк был надежным: в сем средоточии домов терпимости, арен для медвежьей травли, тюрем да повального распутства одинокая женщина, нанявшая комнату на краткий, но неопределенный срок не представляла собою ничего необычного. Нужно только уйти, пока золото (точнее – серебро) фей не превратится обратно в листья.
Вправду ли сойка служит сестрам Медовар? Не отнесла ли она весточки кому-то другому?
