— Ну, — юноша замялся, опустив взгляд на руки, лежащие на коленях, — с самого утра непонятная тревога внутри, словно что-то может произойти, а еще… Еще какое-то ощущение, словно я хочу, чтобы это что-то случилось и весь в нетерпении, — поделился чувствами блондин, нахмурившись. — Странно, наверное?
— Ничуть, — однако Адалрик не стал высказывать удивление, которое, тем не менее, отразилось в его глазах. Неужели Эмиль ощущал отголоски Филиппа внутри? — Возможно, твоя интуиция довольно хороша, ведь я сегодня хотел поговорить с тобой о серьезных вещах, касаемых твоего диагноза.
Адалрик долго размышлял, как сообщить Эмилю новость о существовании в нем второй личности, живущей своей жизнью, обладающей собственными желаниями, эмоциями и характером. Это оказалось сложно, с какой стороны не посмотри. И Майер предпочел бы отложить момент объявления данной новости, но тянуть дольше нельзя. Чем раньше начнется лечение, тем проще всем будет в дальнейшем.
Адалрик не был уверен в эмоциональной стабильности Филиппа, который показался врачу способным к вспыльчивым поступкам и действиям. Моррис категорически настаивал на том, что Эмиль должен знать о нем, поэтому, если Адалрик будет отмахиваться различными способами от желаний второй личности, то неизвестно, что в таком случае может придумать Филипп. В лучшем случае просто перестанет приходить на сеансы, а в худшем — решит сам разобраться с Эмилем.
Ко всему прочему следовало постепенно восстанавливать целостность личности Джонса. И для этого Адалрик предполагал, что им, возможно, снова придется прибегнуть к гипнозу в ближайшем будущем. Но для начала стоило объяснить Эмилю, какое нынешнее положение дел.
Эмиль от слов Майера весь подобрался, во все глаза уставившись на врача. Тот медлил, потирая подбородок, раздумывая, как подойти к сути.
— Эмиль, как сам знаешь, ты прошел несколько обследований, сдал анализы, которые не показали никакой патологии, — начал издалека врач, наблюдая за реакцией Джонса, который осторожно кивнул, слегка нервничая из-за серьезности врача. — Скажи мне, пожалуйста, ты когда-нибудь слышал о диссоциативном расстройстве идентичности?
Блондин покачал головой, снова поерзав на месте, не зная, как ему вообще реагировать на слова Адалрика, который время от времени кидал взгляды на видавший виды диктофон.
— Что ж, — врач встал с места, подойдя к окну, несколько раз поднялся на носки и опустился на пятки, сцепив руки в замок на спине. Он явно подбирал нужные слова, после чего, повернувшись, снова сел в кресло, покопался в столе и достал какой-то листок, но показывать его Эмилю не стал. — Это состояние… Честно говоря, у меня язык не поворачивается назвать его болезнью. По моему скромному мнению, это явление встречается настолько редко, что проценты сложно назвать. Может быть, около одного процента на несколько тысяч людей. То есть так мало, что из тысячи подобное будет лишь у одного человека, — Адалрик покачал головой, проведя пальцем по крышке диктофона.
— То есть это… Это состояние у меня? — не понял Эмиль, судорожно прикусив губу. — И оно объясняет, что со мной происходит?
Майер вздохнул. Он взял листок и протянул его Эмилю, чуть наклонившись вперед, передавая через стол. Джонс, приняв белоснежный лист, недоуменно посмотрел на врача, и перевернул по кивку Майера.
Перед Эмилем предстал изображенный карандашом очень симпатичный мужчина. Его глаза словно пронзили юношу, приковав взгляд к лицу, и сердце Джонса странно забилось внутри. Он не смотрел ни на что, кроме лица незнакомца. Надпись карандашом, которую оставил Филипп, Адалрик предусмотрительно стер, чтобы Эмиль не впал в панику от прочитанного.
Блондин стиснул пальцы на уголке бумаги, всматриваясь в рисунок, одновременно восхищаясь и поражаясь таланту художника. Смутный образ словно напоминал кого-то, но Эмилю не удавалось понять, кого именно. Как бы он не вглядывался, никак не мог поймать мысль, где мог видеть этого, без сомнений, красивого человека. Прикусив губу, Джонс поднял взгляд на Адалрика, вернув ему листок.
— Тебе не знаком этот человек? — поинтересовался врач, словно что-то проверяя, но Эмиль ожидаемо покачал головой.
— Но талант художника изумителен. Он словно оживил рисунок, — произнес юноша.
— Ты прав, — вздохнул врач в очередной раз. — Да, Эмиль, у тебя диссоциативное расстройство идентичности. Как я уже говорил, это редкое явление. Если собрать все твои симптомы вместе, то они входят в рамки данного диагноза. Но даже я сомневался, прав или нет, пока не познакомился с человеком, изображенным на этом листе, — Майер пальцем постучал по рисунку. — Его зовут Филипп Моррис.
— Филипп Моррис? — Эмиль все еще не мог сообразить, к чему клонит Адалрик, и очередной виток беспокойства взбаламутил внутренние переживания. — Кто он? Послушайте, доктор, я не понимаю… К чему вы клоните? Мое… состояние… Оно лечится?
— Да, лечится, но требуется много времени, — Майер видел, как терпение Эмиля истекает. — Видишь ли, этот человек… Он — причина твоих провалов в памяти, амнезии на детство, и резких изменений в поведении, как это заметил Луис.
— Я… Я не понимаю, — во рту у Эмиля пересохло.
Он начинал догадываться — Адалрик это видел по чуть расширившимся глазам, по недоуменно сведенным бровям, по слегка задрожавшим пальцам, лежащим на коленях. Майер не знал, каким еще образом он мог бы сообщить информацию Эмилю. Таким был единственный способ: шокирующий, неожиданно болезненный, ведь никто никогда не готов к тому, что ему скажут, как он отличается от других. Но и наиболее действенный по сравнению с тем, если бы Адалрик тянул время, надеясь, будто каким-то образом Филипп исчезнет сам, что было, разумеется, невозможно.
— Филипп Моррис — это твоя вторая личность, Эмиль, — спокойно, но достаточно быстро проговорил Адалрик. — Диссоциативное расстройство идентичности в некоторых странах также называют множественным расстройством личности. То есть состоянием, когда в теле человека живет еще одна личность. Индивидуальная, не похожая на основную, обладающая чертами, не свойственными тебе. Иногда эту личность называют альтер-эго. Их бывает несколько, но у тебя состояние еще более редкое — у тебя всего одна*.
Глаза Эмиля широко распахнулись.
— Вы шутите, — хрипло прошептал Джонс, которого всерьез начало потряхивать от ужаса.
Но нет, по плотно сжатым тонким губам Майера становилось ясно, что это не так. Мужчина стиснул в руках ручку, наблюдая за реакцией Эмиля. Тот мотал головой, повторяя: «Нет, нет, нет… Такого не может быть…».
— Я вам не верю, — вдруг серьезно
