Соль передо мной зашевелилась и стала собираться в гигантскую стрекозу, которая неуклюже взмыла в воздух.
— Человеческий разум продуцирует знания. Обычный человек может увидеть полет, запомнить его. Кроха информации. Она не изменяется. Существует долго и стабильно, но мало мне дает.
Стрекоза, тяжело громыхая крыльями, пролетела мимо меня и начала возвращаться, делая крюк над бездной.
— Другой человек, со сдвинутым восприятием, например, художник, может усмотреть в полете красоту и запечатлеть ее сквозь призму собственного таланта.
Стрекоза в воздухе начала меняться, ее крылья разливались всем цветами радуги и выписывали в воздухе причудливые узоры. Теперь ее полет стал грациозным и отзывался странным томлением в груди, несбыточной мечтой… Я почему-то вспомнила Мартена и его дурацкие поделки.
— Это знание уже обладает энтропийной силой, потому что отзывается в других человеческих разумах по-разному. Такое знание способно в свою очередь продуцировать новое знание. То, что сейчас пришло тебе на ум, Шестая.
— То есть?
— Мечта. Пытливый человеческий разум, еще более сдвинутый, может попытаться понять, как летает стрекоза. И создаст… модель.
Стрекоза исчезла, вместо нее появились контуры и точки, словно я видела упрощенный остов насекомого. Вся конструкция двигалась, обтекаемая внезапно сгустившимся воздухом, который завихрялся в формулы и цифры.
— И вот это знание уже дает мне больше. Оно дает воспроизводимость мира. Еще один разум создаст подобие стрекозы, чтобы летать самому.
Стрекоза обрела металлические очертания и увеличилась в размерах еще больше, превращаясь в летающий экипаж. Мартен бы оценил, я же поморщилась.
— Знания преумножились, однако выросла и энтропия. Усложнение. Еще один разум попытался бы…
— Стоп! Это все очень интересно, однако давай вернемся к практическим вопросам…
— Подожди, — неожиданно перебила меня Искра. — Вся сложность в том, что разумов много. Они взаимодействуют между собой. Мир усложняется, однако представления людей слишком разнятся. Входят в конфликт. И когда восприятие слишком отличается, возникает…
— Нулевой всплеск? — предположила я нетерпеливо.
— Нет. Разум становится нестабильным.
— Безумие?
— Да. Однако… посмотри сама, как безумец может воспринимать все ту же стрекозу…
Насекомое начало плавиться, подобно воску, приобретая уродливые очертания. Лапки обросли лезвиями, защелкали в воздухе, распарывая воображаемую плоть. Чудовищные глаза горели злобой и гипнотизировали. Я сморгнула, и все исчезло. Стрекоза стала золотистой, сказочно прекрасной, однако разделилась на две подобные, которые в свою очередь сделали то же самое. Они множились и жужжали над ухом, и голова пошла кругом. Я снова прикрыла глаза, чтобы вновь открыв их увидеть, как мои собственные руки исчезли, превратились в лапки, а на спине появились прозрачные крылья. А потом я… взлетела. Ощущение полета действительно было таким желанным и острым, как глоток свободы после рабского ошейника.
— Это… было на самом деле? Я летала? Или только думала, что летаю? — спросила я погодя.
— А есть разница?
— Есть. В первом случае я могу перелететь через ущелье и сбежать.
Искра помедлила, потом уплотнилась до невероятно четких очертаний и присела рядом со мной моей полной копией.
— Твои знания, Шестая, намного превосходят мои, а накопленное безумие невероятно сытное, хотя мне и придется долго его… переваривать. Мои силы восстановились на шестьдесят три процента от первоначально возможных. Ты можешь покинуть замок любым способом, каким пожелаешь. Но делать это не рекомендуется.
— Почему? И прекрати меня копировать, демон раздери, раздражает!
Искра послушно зашуршала и осыпалась соляной кучкой, из которой на меня смотрели два стрекозьих глазика на усиках.
— Тьфу!.. — в сердцах сплюнула я. — Так почему не рекомендуется?
— Потому что здесь я могу тебя защитить, а за пределами замка — нет.
— Защитить от чего?
— От Неприкаянного. Хотя перерождения и удалось избежать, но нулевой всплеск я не смогла предотвратить. Поэтому Неприкаянный уже знает, что Шестая жива, и теперь он снова пойдет по твоему следу.
— Какой еще Неприкаянный?
Глазики увеличились в размерах и захлопали отросшими ресницами. Неужели у стрекоз есть ресницы?..
— Шестая, ты же не думаешь, что я единственная в своем роде?..
Я помертвела. В горле пересохло.
— Есть еще Искры? Сколько? Пять?.. Для Ордена Пяти?
Глазики отрицательно закачались из стороны в сторону.
— Раньше подобных мне было великое множество. С разными функциональными возможностями. А после Судного дня…
— Чего?
— Или Великого Акта, как его принято называть в новом летоисчислении, — пояснили глазики, — то есть, когда взорвали все Источники, Искр осталось всего две. Я и Неприкаянный. По крайней мере, мне известно только о нем.
— Так, стоп. Давай все по порядку. Почему взорвали, кто виноват и что делать!
Глазики обвились на усиках друг вокруг друга и застыли, блестя в лучах восходящего солнца.
— Давным-давно… — начали они, — люди были подобны богам. Они научились творить реальность по собственному желанию, усложняя знания и проецируя их на границы Вселенной…
— Ближе к делу! — раздраженно оборвала я разглагольствования Искры.
— Куда уж ближе, — обиделась она. — Не перебивай. Не хочешь такой вариант, слушай полный. Энтропия — мера неопределенности человеческого знания о системе. Чем больше человек узнает, тем более усложняет модель системы. Так думали. А потом поняли, что представление о системе и есть сама система. Не знания являются проекцией реального мира, а когнитивная деятельность разума проецирует и изменяет систему. Это означает, что энтропия будет бесконечно расти, потому что чем больше люди придумывают, тем больше противоречий возникает между отдельными проекциями. Они конфликтуют между собой, вызывая появление энтропийный сил, которые стремятся свести бесконечное разнообразие в ноль. Как следствие, какой-то разум одерживает победу, а какой-то сходит с ума. Вернее, норма определяется лишь большинством, которое выбрасывает отщепенца, успокаивается и почти не продуцирует новых знаний. А вот отвергнутый разум в своем безумии продолжает накапливать знания и увеличивать энтропию, пока в определенный момент не изменит реальность. Нулевой всплеск.
— Колдовство?
Искра покивала глазиками.
— Или чудо. Потому что все зависит от оценки большинства. Но и то, и другое одинаково опасно с точки зрения устойчивости всей системы. Ибо начинается заражение. Безумие заразно, оно может поменять всю систему, перевернуть и продавить реальность. Это происходило в прошлом, происходит и сейчас. Люди создали Источники, которые частично справлялись с этой проблемой. Они упорядочивали проекции и ограничивали энтропийные пределы людей, преобразовывая излишки путем созидания бытия. А искусственный разум поставили хранить Источники и служить проводниками, потому что человеческий справиться с этим не мог.
— И этот Неприкаянный… был при том единственном Источнике, который уцелел?
— Да.
— Ну и что с ним не так?
Глазики вдруг вспыхнули и рассыпались грязным пеплом.
— Эй, ты куда? — повертела я головой, ища Искру.
— Сюда идут, — прошелестел голос у меня в сознании. — Воевода Дюргер
