Князь разрешил мои сомнения, пройдя и бросив лакею:
— Распорядись о напитках.
— Слушаюсь, — поклонился тот и закрыл дверь.
Князь остался.
— Вокруг вас кипят нешуточные страсти, Дайри, и глядя в ваши глаза, я понимаю, почему. Вы проецируете собственную душу на все, что вас окружает, а она у вас под стать волосам — огненная… Но почему такие страсти кипят в вас самой?
Чего-чего?!
— Сами не догадываетесь? — колко спросила я. — И, простите мне мою прямоту, князь, не вам намекать на связь между цветом волос и характером.
Князь удивленно воззрился на меня, словно я сказала нечто из ряда вон выходящее, а затем тихо рассмеялся и опустился в кресло. Я осталась стоять.
— Присаживайтесь, Дайри.
— Вам не кажется, что проявлять гостеприимство в данных апартаментах следовало бы не вам, любезный князь?
Приподнятая бровь красивого красновато-коричневого оттенка выразила все чувства князя по поводу моей наглости.
— Что ж, вижу, с вами разговор нужно строить иначе, — произнес он. — Приношу свои извинения, я ранее не имел с вами дела и не очень представлял себе, какую линию поведения избрать. Привычная мне, как я вижу, вас покоробила.
— Меня в этом мире вообще многое коробит, князь, — сообщила я. — И я вас уверяю, вы, по сравнению с остальными, были образцом галантности.
На лице отразился сдержанный интерес.
— А точкой отсчета является, я так понимаю, ваш собственный мир?
— Какой же еще? Уж простите, но я росла и воспитывалась в совершенно иных условиях, и здешний образ жизни совершенно неприемлем для любого нормального разумного существа.
Яркие алые глаза князя взглянули на меня.
— А почему вы считаете, что ваши ценности должны быть нормой и мерилом для остальных? — спросил он, и я озадаченно заткнулась. — Должен сказать, вы проявляете неожиданную закостенелость в этом вопросе. Следует более гибко подходить к чужим традициям, Дайри. В конце концов, у нас своя культура, она сформировалась давно и продолжает развиваться, несмотря на присущий нам консерватизм. Я сомневаюсь в том, что другие игрушки рассказывали вам о жестоких страданиях, которые они испытывают. Вы не могли не заметить того, что все они вполне довольны своим положением.
Слова князя жгли каленым железом. Возможно, я действительно судила слишком зло… но…
— Видите ли, князь, — тихо произнесла я, — если бы я прибыла сюда в роли гостьи, уверяю вас, я бы не сказала ни слова критики в адрес владыки либо вашего уклада. Я бы смирилась с большинством его сторон — кроме разве что совсем уж жестоких обычаев, а они здесь тоже в ходу; некоторые вещи человек просто не может воспринимать так же, как демон, и вы это прекрасно понимаете. — Князь задумчиво кивнул, не сводя с меня поблескивающих алым глаз. — Но меня насильно втащили в этот уклад, сделали частью чуждого и опасного мира, заставили меняться в угоду тому, кто назвал себя моим хозяином на основе лишь того, что, подчиняясь своему капризу, спас меня от чужаков. Да и спас ли, это еще вопрос, я вполне могла уйти от них. Но сейчас речь не об этом.
Я помолчала, подбирая слова.
— Наблюдая со стороны, я могла бы оставаться беспристрастной и снисходительной, но, волей-неволей став частью всего этого, я, напротив, не могу не быть субъективной. И это не мне следовало бы меньше судить вас, это вам всем следовало бы отнестись ко мне с большим пониманием как к человеку, который не желал этих сомнительных «милостей» и не может приспособиться к жизни здесь, не переступив через себя.
Князь какое-то время молчал, задумчиво поглаживая подбородок.
— Пожалуй, я склонен с вами согласиться, — наконец произнес он. — С вашей точки зрения наше поведение по отношению к вам действительно было непростительно жестоким. И то, в чем я обвинил вас, касается и нас самих. Дэмиан не пожелал мириться с тем, что вы другая, и пытался переделать вас под этот мир… Возможно, мне следует обратиться с этой же лекцией к нему.
Я позволила себе грустную улыбку.
— Не стоит, князь. Владыка в любом случае не любит прислушиваться к другим, уж это я успела понять.
Он вздрогнул. Я тоже, сообразив, что позволила себе критику в адрес «хозяина»…
Нет. Уже не «хозяина». Меня больше за это не накажут, никогда.
— В этом вы правы, — медленно произнес князь Рагаскес. Вздохнул. — Знаете, Дайри, если бы владыка отдал вас мне, а не Аркаиру, я бы отнесся к вам по-другому. Отпустить вас я бы не смог в силу того, что подобный договор подразумевает определенный срок действия, но… я бы не стал относиться к вам как к игрушке. И моей жене вы бы определенно понравились.
Меня передернуло при мысли о том, что жена князя вынуждена общаться с его же любовницами… но как он сказал, это другой мир, здесь другая культура.
— Не стоит так возмущаться за мою жену, — рассмеялся демон, верно истолковав мое сопение. — Она знает, что я люблю только ее. А физическая верность — понятие эфемерное.
— Хотите сказать, у нее тоже есть любовники? — ядовито поинтересовалась я.
Князь нахмурился.
— Нет, разумеется. Женщина рожает детей своему мужу, потому ей не позволено заводить сторонних мужчин. Но прежде чем вы прочтете мне лекцию о равных правах, напомню вам: наши женщины привыкли к такому положению дел и находят его правильным. И я не буду утверждать, что в других семьях ситуация ровно такая же, как в моей. Видите ли, мы с женой любим друг друга. Те же, кто женился строго по расчету, вполне могут придерживаться иных взглядов на сторонние связи, это их право, и у нас не принято лезть в чужую постель. Опять же, я не развлекаюсь с женщинами, не входящими в число моих игрушек, что гарантирует здоровье и мне самому, и моей супруге. Если бы на месте моей супруги были вы, и я бы любил вас, я бы непременно учел ваши пожелания. Она не возражает против этих трех женщин. Если бы возражала — я бы избавился от них.
— Вы очень странный, — выдала я, глядя на князя. Я сдалась — его слова казались мне в корне неправильными, доводы — грязными и слабодушными, но… проклятье, в них была своя логика, и я не могла это не признать. Не мое дело, по сути, какие порядки приняты в чужой семье и чужой постели. А если начну навязывать демонам свои — буду ничем не лучше них.
Князь рассмеялся.
— В таком случае мы квиты, я собирался сказать то же самое о вас.
Я улыбнулась.
—