«Недалеко» оказалось почти на другом конце города. Мы бесконечно долго шли по каким-то окольным улочкам, наверное, для утомления возможных преследователей, пока не добрались до закутка, где прежде находился дом Корделии. Внутренне содрогнувшись, я всё же вошел внутрь, окидывая взглядом некогда знакомую обстановку, которая, к слову, почти не изменилась за всё это время. Маленькая прихожая со старым ковром посередине, деревянная лестница, убегающая в темноту, слева — кухни и помещения для слуг. Стены облупились от времени, и на них уже почти невозможно было различить никаких рисунков, которые здесь были прежде. Почему мы оказались именно здесь? Совпадение или нечто совершенно иное? Снова перед глазами у меня возник образ моей былой возлюбленной, но на этот раз к прежним чувствам примешалось нечто совершенно новое, с чем я никак не мог разобраться.
— Вот мы и пришли.
Но голос оказался совершенно не старческим, скорее, он принадлежал взрослой женщине. «Бабушка» распрямилась и оставила свою палку у стены, походка ее также претерпела существенные изменения, как и все движения, прежде будто скованные ржавчиной времени.
— Кто ты такая? — задал я первый пришедший в голову вопрос.
— И ты прошел со мной половину города, даже не зная, за кем идешь?
— Значит, здесь укрываются остальные?
— Нет, здесь укрываюсь только я.
— Кто это — ты?
— Меня зовут Сира.
Повернувшись ко мне лицом, женщина распутала многочисленные платки, укрывающие ее голову, и сняла седой парик, под которым обнаружилась короткая поросль темных волос. Грима на ней почти не было, только грязь, создающая иллюзию старческого лица. На вид я бы дал ей лет тридцать-тридцать пять, но, вполне вероятно, что хорошая ванна и нормальная одежда запросто омолодят её ещё больше.
— Сколько человек прислал Августин? Где остальные?
— Было шестнадцать. Теперь — только я.
Я не мог поверить своим ушам. Неужели орденские ищейки переловили всех, кого послал Августин? Что вообще можно сделать, если из всех, кто должен был готовить покушение на Великого магистра, осталась только она одна?
— И что теперь? — задал я самый глупый из всех вопросов, пришедших на ум.
— Пока я жива, моя миссия не отменяется. Остальных, кому не повезло попасться в руки палачей капитула живыми, вероятно, принимать в расчет уже не стоит.
— Как давно вы здесь?
— Две недели.
— Почему сразу не связались со мной? В письме Цикута говорил…
— В этом не было никакого смысла, ты, кир всё равно пребывал в беспамятстве, и потому надеяться на сотрудничество было нерационально.
Мы поднялись на третий этаж дома, и зашли в первую дверь слева, облезлую и рассохшуюся. Создавалось впечатление, будто в доме уже давно никто не живет, но все же это было не так. Сверху слышались чьи-то шаги и приглушенные голоса, грязь и пыль, хоть и не полностью, но всё-таки убирались, немного сглаживая впечатление полного запустения. Я даже заметил на окне горшки с цветами, непонятно отчего вдруг зацветшими посреди зимы. В комнате было сухо и отсутствовал вездесущий запах сырости и затхлости, пропитавшего весь остальной дом. Маленький очаг в углу аккуратно вычищен, и рядом сложен небольшой запас дров. Посредине — соломенный матрас, закрытый шерстяным одеялом, какой-то наполовину развалившийся сундук и вычищенная до блеска посуда. Единственное окно закрыто ставнями, в которые настырно ломится зимний ветер, воя в бессильной злобе.
— Августин передавал какие-нибудь приказы или распоряжения? Или полностью отдал инициативу в руки группы?
— Кир приказал уничтожить Великого магистра. Также велел во всём содействовать киру Маркусу. Полномочия по корректировке действий группы лежали на Эмиле. Эмиль покончил с собой.
Меня начинала раздражать её манера разговора. Вместо открытого диалога получался какой-то допрос, в ходе которого получать информацию приходилось едва ли не силой. Сира создавала впечатление лица незаинтересованного, и это еще больше распаляло моё раздражение, заставляя сомневаться в правильности моего поступка, приведшего меня в этот дом.
— Что теперь? У тебя есть какой-нибудь план действий, или информация, которая позволит его придумать?
— Мой координатор погиб, как и его заместители, а значит, я теперь подчиняюсь твоим приказам, кир. Так велит регламент. Я не могу самостоятельно осуществлять какую-либо деятельность, помимо той, что была обозначена приказами координатора, поскольку это может негативно сказаться на ходе операции.
Я некоторое время сидел, переваривая услышанное, и никак не мог отделаться от мысли, будто передо мной не живой человек, а тряпичная кукла, управляемая какой-то невидимой рукой: до того бесстрастным и застывшим казалось мне лицо Сиры.
— Расскажи о том, что случилась по порядку, начиная с обстановки в капитуле Альбайеда и заканчивая нашей встречей. Мне нужно знать абсолютно всё.
И она рассказала. Доклад этот, а иначе его никак не назовешь, занял у Сиры всего десять минут, и был настолько сух и монотонен, что под конец его я готов был заснуть прямо на полу. Цифры и факты, которых, как это ни печально, всё равно оказалось слишком много для адекватного восприятия, никак не помещались в мою голову, поэтому вскоре я стал просить её пропускать подобную информацию.
Сира — специальный агент капитула Альбайед, его собственность, как и боевые братья. Все отличия сводились только к специфике её деятельности, но не более того. По существу, она была даже не рабом, а оружием, поскольку рабы, в общем-то, люди несвободные, но наделенные собственной волей и желаниями. Как я уже и говорил, те, кому не посчастливилось стать собственностью ордена наподобие тех же боевых братьев, навсегда утрачивали собственную индивидуальность, чем, и была обусловлена полная бесстрастность Сиры. Отчего-то мне стало искренне жаль её, и всё раздражение оказалось полностью вытеснено этой жалостью. Я не понаслышке знал, как готовили таких агентов, но, по счастью, наблюдать за этим мне не приходилось, поскольку главный капитул в Стаферосе подобной деятельностью не занимался.
Она не знала, какие точно приказы были даны координаторам. Всего в Стаферос было отправлено пять групп из трех человек, во главе которых стоял тот самый упомянутый Сирой Эмиль, профессиональный убийца и диверсант, лучший, потому как последний. Он, как и главные в каждой тройке, были людьми свободными, в отличие от простых исполнителей, и потому в случае их гибели, как оно и произошло, управление всей операцией оказалось невозможным. Каждая из диверсионных групп добиралась до Стафероса по отдельности, и все они в этом деле преуспели, но вот дальше начались проблемы, одна другой сложнее. Мне было сложно представить, как вообще
