Окончательно придя в себя, я отправился к брату, надеясь застать его на том же самом месте, на котором мы с ним простились в прошлый раз, и ожидания мои сбылись. Впрочем, удивляться тут было нечему, потому как Виктор проводил в триклинии большую часть своего времени, в любую погоду, предаваясь своему любимому делу со всей тщательностью, ему доступной. Почему именно там? Ответа на этот вопрос не знал никто и, как я подозревал, даже сам Виктор, неизменно отвечавший одно и то же.
— Я нахожу в этом какое-то необъяснимое притяжение. Я будто лежу на самом дне глубокого бассейна, и наблюдаю за миром. День сменяется ночью, зима — летом, приходят облака, идет дождь, а затем их прогоняет ветер, но звезды говорят мне о том, что это — лишь шелуха нашего мира, и лишь они одни вечны. Что тысячи тысяч раз сменится день и ночь, но они всегда будут там, и так же будут светить тысячам людей после меня. Некоторые из них смогут разгадать их загадку, как я, но многие будут суетиться в своих ничтожных делах, и никогда не увидят вечности, что смотрит на них с небес. Не поймут своей ничтожности и не познают всю тщетность своих поползновений.
Виктор, как и всегда, был околдован своим дурманом, и мало соображал, отпуская свои мысли на произвол судьбы. В глазах его, казавшихся абсолютно черными и бездонными, отражались бегущие по небу облака и блики света, изредка заглядывающие в колодец триклиния. Я часто задавался вопросом, как у него получалось управлять немалым хозяйством, принадлежащим дому Кемман, всё время находясь в таком состоянии, но так и не пришел к однозначному выводу. Насколько я знал, у Виктора был целый штат личных помощников, разъезжавших по поручениям брата по всей империи, но встречаться с ними мне доводилось крайне редко, отчего создавалось впечатление, будто Виктор дни напролёт пребывает в полном одиночестве, созерцая небеса, в то время как шестерни его машины крутятся сами по себе.
— Ты еще спрашиваешь меня, знаю ли я о том, куда делся младший Марий? Я знаю всё!
Мой вопрос, казалось, искренне изумил Виктора, не потрудившегося как всегда даже взглянуть в мою сторону.
— Так что же с ним?
— Его обвиняют в убийствах девяти граждан Стафероса, и к тому же в поклонении демонам.
— Что за бред? У них ведь нет ни единого доказательства.
— В таких случаях, доказательства и не требуются, дражайший братец. Простолюдина и вовсе сожгли бы на месте, не став предаваться рассуждениям.
— А ты не боишься, что вместе с ним под удар попадет и дом Кемман? Я ведь не меньше замешан в этом деле.
— Ты абсолютно прав, — с трагическим вздохом ответил Виктор, — и я искренне удивлен, как тебе до сих пор удается разгуливать на свободе. Но это факт! На тебя и твою дружбу с этим демонопоклонником почему-то закрыли глаза, и я даже не знаю, кого же восхвалять за это.
Судя по широкой улыбке брата, он считал это собственной заслугой. Конечно же, я и представить не мог, какими силами и средствами он располагал, и каким именно образом мог приложить свою руку ко всем этим заговорам и убийствам. Но в одном я мог быть уверен точно: арест Альвина — дело рук Виктора.
— Вот так, значит, ты использовал моё доверие? Или… это была идея отца?
— Ты недооцениваешь мою подлость, весьма недооцениваешь. Но тут ты прав. Вокруг отца всегда было столько интриг, что разобраться в них мне попросту не представлялось возможным.
— Где сейчас держат Альвина?
— Ах, я так и знал, что ты сразу же бросишься спасать друга. Банально и глупо.
— А что не глупо? Одной рукой отец прикармливает мятежный капитул и устанавливает с ним договоренности, а другой…
— Ты все же еще слишком мал, Марк. В мире большой политики нет места твоим рассуждениям о подлости, двуличии и лицемерии. В ней действуют только законы выгоды. Ты боишься, что твоего друга кто-то отправит на костер за демонопоклонничество? Аррул Марий этого не допустит, пусть он уже и очень стар, но всё еще обладает большим влиянием на императора. Смысл здесь совсем в другом.
— Так в чём же?
Виктор театрально закатил глаза и вдохнул очередную порцию дыма из своего кальяна. Угли в нем на мгновение вспыхнули и погасли, подобно глазам какого-то странного и нелепого существа. Несколько минут брат лежал в полном молчании, прикрыв веки, и я уже начал бояться, что он уснул.
— Может, уже ответишь, причем здесь Альвин? Зачем были нужны такие радикальные меры?
— Вероятно, он не поведал тебе о своих поисках в полной мере и о своих успехах в них, хотя при этом большая часть его домыслов выглядит просто смешно, — совершенно бодрым голосом ответил Виктор, — Мариям плевать на политику, они одержимы войнами, на которых погибли почти все представители их рода мужского пола. Единственный их наследник — Альвин, хоть и далёкий от всего мирского и замкнутый в своём мире познания, но последний, не считая пары троюродных сестер. Его нужно было одернуть, пока не случилось беды. Пока он не влез туда, куда не следует. Или пока не сошел с ума: видел бы ты, до чего он дошел, разбираясь в этом вопросе, и какие теории придумал…
— Где он сейчас?
— В руках красных, где же еще. Не волнуйся, скоро его отпустят за недостатком доказательств, когда они разберут все его бумаги. А вот кое-кого другого наоборот водрузят на костёр.
— А причем здесь вообще политика? Разве эти убийства — политического толка? Расправу в Клемносе я еще могу отнести к ней, но эти девять в действительности похожи на действие некой секты.
— Давай объясню тебе всё подробно, раз ты такой непонятливый. С самого начала. На большом игровом поле у нас есть три ключевых игрока: император, великие дома и орден Антартеса нашего солнцеликого. Орден этот — заноза в заднице императора, поскольку обладает слишком большой властью, имуществом и богатством, чем полагается скромным служителям бога. В ордене уже многие годы идут процессы, направленные на сепарацию церкви и военных капитулов, поддерживаемые извне, которые неизбежно этим разделением и завершатся. Вопрос только в том, будет это происходить долго, мучительно и кроваво, или же пройдет безболезненно и быстро. Итог ведь один, и потому лучше всего, как всем кажется, будет провести реформы, да и наделить патриархов независимостью, остановить кровавые репрессии инквизиции, и так далее. Орден в результате теряет своё влияние, император получает в своё распоряжение церковь, которая провозглашает его наместником бога на земле, великие дома мечтают о том, как заполучат в свои
