Стража у ворот, увидев мой перстень, без лишних слов освободила мне путь. На это я совершенно не рассчитывал, и даже растерялся, когда передо мной открылась калитка, ведущая во внутренний двор. Но делать нечего, я вошел внутрь как ни в чем не бывало, и отправился прямиком в помещения архива, куда вело меня чутьё. Минуя очередной пост стражи, теперь уже у входа в цитадель, я оказался вначале в своём старом кабинете, в котором оставил мокрый плащ, а затем и на нижних этажах, где помещались архивы. В здании почти никого не было, за исключением нескольких клерков, занятых своими делами, и даже главного надзирателя за всем этим сонмом знаний нигде не было видно. Моего старого знакомого я нашел на удивление быстро, он, исхудавший, с пергаментно-серой кожей, больше похожий на мертвеца, сидел за ворохом бумаг и сосредоточенно в них что-то выискивал.
— Брат Экер, давно не виделись.
Мой голос, казалось, не произвел совершенно никакого эффекта, поскольку Экер лишь на мгновение соизволил поднять глаза, тут же уткнув их обратно в истерзанный листок в своих руках. Дочитав, по всей видимости, всё, что хотел, он отложил все свои дела в сторону, и поднялся со своего места.
— Боюсь спросить тебя, но всё же должен: какого демона ты сюда пришел?
— Пришел проведать старого друга.
— Ах, друга, значит?
От былой манеры его речи, казалось, не осталось и следа. За эти несколько месяцев Экер изменился так, что я теперь смотрел на него, и видел перед собой будто бы совершенно другого человека. Наружность его, впрочем, стала еще уродливее, но вот его голос…
— Попасть-то ты сюда попал, но обратно тебя теперь никто не выпустит. По распоряжению Великого магистра, мы уже вторую неделю сидим на особом положении и ждем непонятно чего. И потому я повторюсь: что ты здесь забыл?
— Я же сказал.
— Я в полном порядке. Теперь можешь заняться другими делами.
— У меня к тебе исключительно глупый вопрос, но не гони меня раньше времени, прошу. Что вообще обо мне тебе доводилось слышать?
На безжизненном лице Экера застыло какое-то тупое выражение, будто мой вопрос поставил его в тупик. Он то ли попытался улыбнуться, то ли рассмеяться.
— Это что, очередная твоя шутка? Что я должен был о тебе слышать? Кто ты вообще такой, чтобы мне было это интересно?
— Я в том плане, — замявшись, я не сразу сообразил, как правильно сформулировать вопрос, — не связывают ли моё отсутствие с чем-нибудь, скажем, не очень хорошим.
— Ты что, пьян? О каком не очень хорошем может быть речь? О государственной измене и ереси или о пристрастии к выпивке, порочащей честь святой братии? В первом случае я бы тут с тобой не разговаривал, и в лучшем случае слышал бы твои вопли, а во втором…
— Ты стал каким-то уж слишком раздражительным. Что с тобой произошло? Трифон вернулся и снова заставил рыться в никому не нужных бумагах?
— Именно так, умник. С тех пор, как он вернулся из Авермула и засел в кресло старшего дознавателя, моя жизнь превратилась в пытку.
С этими словами, в душе моей будто оборвалась какая-то нить. Я был свято уверен в том, что Цикута расправился с Трифоном где-то в окрестностях Демберга, хоть он и не говорил об этом напрямую. Но почему-то мне казалось, будто это абсолютно точно подразумевалось в его словах, особенно если учитывать радикальные методы инквизитора. Но если мой бывший начальник жив и снова занимает своё место, что же вообще произошло между этими двумя?
Я не успел больше ничего спросить, поскольку по мою душу всё-таки явились. Три почти неотличимых друг от друга стража, судя по вышитым на груди символам, принадлежащих кабинету дознавателей. Экер тут же исчез из моего поля зрения, будто растворившись в воздухе, посчитав, наверное, что его присутствие здесь будет лишним. Никто, однако, не спешил заковывать меня в кандалы и волочь против моей воли, один из троицы лишь вежливо попросил следовать за ними. Я не стал спрашивать, куда меня собираются отвести, поскольку вариантов здесь было не так уж и много. А если точнее, лишь один.
***
— С возвращением, Марк. Я всё гадал, когда же настанет тот день, когда я снова увижу тебя в стенах нашей скромной обители. И вот, ты здесь.
На обрюзгшем за последнее время лице Трифона светилась довольная улыбка, которая в его исполнении могла означать совершенно разные вещи. Однако тон его голоса говорил о том, что улыбка эта, по крайней мере, не враждебная. Всё та же расшитая золотом мантия, всё та же нелепая шапка, скрывающая лысину. Но совершенно другое лицо.
— Мне прекрасно известно, какой вопрос вертится в твоей голове и не дает тебе покоя. Отвечу вначале коротко и по существу, а потом, возможно, более развернуто. Тут уж всё от тебя зависит.
— Я весь внимание.
— Так вот, никто тебя арестовывать не собирается и не собирался. Тот факт, что ты отправился в Авермул вместе с Цикутой, еще не делает тебя его соучастником. По крайней мере, я так не считаю. Не знаю, почему он оставил тебя в живых после первой провалившейся попытки, и как тебе вообще удалось выжить, но это теперь уже и неважно.
— Первой попытки?
— Так ты думаешь, это я решил тебя прикончить? Наверняка этот тиран так обозлился из-за потерянной должности, что решил во что бы то ни стало покончить с причиной своего отстранения. Так?
Я никак не мог взять в толк, в чем смысл подобного спектакля, но внешне старался ничем не выказывать это непонимание, лихорадочно пытаясь продумать дальнейшие вопросы.
— Но зачем это Августину?
— Скажу одно: он не знает, что мы знаем. Всё должно было указывать на солдат, приписанных к гарнизону. Кто отдал им приказ? Наверняка тот, у кого были свои личные мотивы. Ниточка от них оборвалась, и теперь уже ничего не докажешь.
— И всё же, принцип «если это не сделал я, то сделал он» — не слишком хорош.
— Тогда ответь мне на вопрос: почему Цикута взял с собой именно тебя?
— Я всё еще не услышал ответ.
— Я просто предлагаю тебе подумать самому. Почему-то ведь ты сбежал от него, как только появились силы, и вернулся сюда?
Постепенно я начал понимать, какая часть всей истории известна Трифону. Но вопрос в том, чего именно он не знает? И почему считает, будто я сбежал от Цикуты? Но если не Трифон пытался меня убить, то кто? Неужели это действительно был инквизитор?
— Если предположить, что