Темные, освещенные редкими факелами, переходы сменяли друг друга в каком-то безумном спектакле теней. Люди Цимбала действовали по одной простой схеме: тихо подкрасться и оглушить дубинкой, если не оставалось другого пути. Кожаные мешочки, туго набитые песком, как оказалось, были отличным для этого средством: достаточно мягкие, чтобы не искалечить, достаточно плотные, чтобы оглушить на какое-то время, нужна лишь сноровка, которой у этих парней было в избытке. У них, верно, где-то внутри был безотказный механизм, рассчитывающий силу удара от необходимого времени, которое человек должен провести в отключке. В одном я решил не отходить от своего прежнего плана и не убивать без необходимости. «План — полное дерьмо», — как сказал мой верный подручный. И я был с ним полностью согласен, однако что-то в моей голове будто подсказывало верные действия и усмиряло мои страхи. На тот момент мне требовалось только добраться до покоев магистра. А что потом? Вопрос этот раз за разом утыкался на один ответ: «Всё будет хорошо». Моё сознание воспалилось до таких пределов, что услышав этот внутренний голос в очередной раз, я нервно рассмеялся, вызвав на себя шквал предостерегающих взглядов.
Могу ли я вообще доверять себе сейчас? Болезнь наверняка снова взяла верх, и у меня начался бред. Во что я втягиваю себя и этих людей, на что рассчитываю? Нестерпимый жар сжигал меня изнутри, вытесняя мысли, заставляя идти вперед быстрее. Коридоры, лестницы, узкие лазы, по которым слуги проникают в цитадель. Ноги уже будто и не принадлежат мне. Три тела позади нас, укутанные болезненным сном. Мы остановились почти у самой цели, люди Цимбала ушли немного вперед, а я же зачем-то остался с ним наедине. Зачем?
— Они не должны уйти отсюда, — голос, идущий изнутри, будто и не мой, — страшный голос, угрожающий.
Блестящая лысина легионера едва заметно качнулась. Он и так понял, кто именно, хотя даже я сам еще до конца не осознавал этого.
— Уходи тем же путём. Спустись во внутренний двор и беги, кричи о том, что в цитадели пожар. К тому времени на тебя уже никто не обратит внимания, а твоя лысина сослужит тебе неплохую службу.
Причем тут лысина, причем пожар? Снова отдельные образы всплывают перед моими глазами, снова такое чувство, будто кто-то указует мне на то, что я должен увидеть. Я воочию вижу горящие шпили цитадели, вижу бегущих людей и выбритые головы боевых братьев, по цепочке передающих ведра с водой, вижу панику и хаос. Я совсем ничего не соображаю, всё будто в тумане, но тело моё действует так, будто само знает, что делать.
Мы выходим, группа разделяется на пятёрки. Пятеро вместе со мной входят в зал приемов, большой и роскошный, излишне облепленный золотом и потому несколько аляповатый. Здесь дежурит тройка ликторов, при виде нас обнажившая мечи и приготовившаяся к бою. Молча, как ни странно. Никаких криков о проникших в цитадель врагах. Пятеро моих бойцов тут же образовали стену щитов и стремительно бросились в сторону опешивших от неожиданности врагов. Пятеро выученных бойцов со щитами легионеров в закрытом пространстве, которые несутся на тебя в полной тишине, подобны болту, выпущенному из арбалета. У трех человек, будь они хоть четырежды лучшими из воинов, нет никаких шансов против накатывающего на них строя, если у них, конечно, нет щитов. А их, естественно, не было. Слаженный выпад копейными древками, и двое уже лежат на полу, корчась от боли. В ход идут дубинки, и крики их затихают.
Последний, понимая всё отчаяние своего положения, взвившись в каком-то немыслимом прыжке, пытается оказаться по другую сторону строя, но чей-то меткий удар обухом копья сбивает его на землю, и тут же сразу несколько дубинок обрушиваются на него сверху. Бой закончен.
Я уже почти не соображаю, что происходит, и только коротким движением руки приказываю людям Цимбала выволочь ликторов за двери и накрепко закрыть их. Откуда-то я знаю, что сам Цимбал, когда это будет сделано, заблокирует двери и снаружи. Страшная смерть, для тех, кто будет заперт здесь. Даже для таких, как эти.
Провал. Я открываю дверь и вхожу в темноту. Чей-то клинок пытается пронзить моё сердце. Я отвечаю. Ничего не видно. В плече рана, но боли нет. Чьи-то глаза прямо передо мной. Снова темнота.
***
— Долго еще ждать?
— Потерпи немного.
— Как ты вообще ведешь здесь отсчёт времени?
— Считаю вот так: раз, два, три…
— И сколько уже насчитал?
— Много.
Двое мужчин сидят у потухшего костра и играют в какую-то игру. Фигурки на огромной доске неотличимы друг от друга, но эти двое, похоже, знают, что делают.
Я стою рядом с ними, но они либо не видят меня, либо делают вид, что меня нет. Одеты они в серые изорванные туники, лица их грязные и худые, а бороды подметают пепельную землю.
Я сплю? Или бодрствую? Вокруг всё то же царство мертвых, безликая пустыня, наполненная тенями. Но вот откуда эти двое, такие чуждые этому миру? Я отчетливо помню вчерашний (или позавчерашний) день, разговор с Трифоном, помню болезненное пробуждение. Это будущее или настоящее?
— В последний раз всё-таки спрошу тебя: уверен ли ты в своих желаниях? К тому же, изгнать Самуила будет весьма непросто.
Один из мужчин, более молодой на вид, похоже, никак не мог молча дождаться своего хода.
— Его тело уже на последнем издыхании. Небольшой погребальный костер — и дело сделано.
— Я не про то. Зачет тебе это? Просто ради того, чтобы вернуть себе еще одного соперника?
— Ты проиграл мне десять партий подряд, — со вздохом подняв глаза, ответил старший, — значит, будешь делать то, о чем мы договаривались. Дело здесь совсем не в том, что мне скучно играть с тобой. Дело в том, чем занимался Антартес, и что закончить не успел. Дело, в конце концов, в самих людях.
— После всего, ты продолжаешь его поддерживать.
— В тысячу и один раз отвечаю: да.
— Ни свобода воли, ни ее отсутствие, сколько он ни старался, ни к чему не привели. Идеальный мир невозможно создать. Пусть они живут как хотят, какое тебе дело?
— Ты вновь ввязываешь меня в свой философский диспут, хотя по условиям твоего семидесятого по счету проигрыша обязан был этого не делать.
— Это именно то, что я называю свободой воли. Хочу — следую правилам, хочу — их нарушаю.
— Это хаос.
— Именно так! Но, впрочем, ладно. Обещаю больше не нарушать правил, потому как…
— Потому как без них ты сойдешь
