Она прижимает руку к моему лбу, словно я больной ребенок.
– У тебя жар? Что с тобой случилось?
Я не знаю, что ей ответить. Потому что не заметила того, что она разглядела во мне, когда я смотрела в зеркало несколько минут назад. Я видела лишь свое разбитое сердце.
– Думаю, это из-за того, что скоро исполнится мое предназначение. Мама говорит, что я становлюсь сильнее.
– С ума сойти.
Я не понимаю причин неприкрытой зависти, которая отражается в ее золотых глазах. Да я и не привыкла, что она мне завидует, потому что обычно все наоборот.
– Ты прекрасна, – говорит подруга.
– Она права, – неожиданно соглашается Джеффри. – Сейчас ты действительно похожа на ангела.
Не имеет значения, насколько я сейчас красива, потому что на самом деле я ужасна.
Слезы начинают струиться по моим щекам.
– О, Клара… – Анджела обнимает меня и сжимает в объятиях.
– Вот только не надо сейчас говорить: «Я же тебя предупреждала».
– И как давно она в таком состоянии? – спрашивает подруга у Джеффри.
– Пару дней. Мама заставила ее расстаться с Такером.
Все совсем не так, но я не собираюсь его поправлять.
– Все будет хорошо, – успокаивает меня Анджела. – Давай-ка приведем тебя в порядок, потому что, несмотря на сияющую кожу и все прочее, от тебя немного попахивает… Давай ты поешь что-нибудь, и мы немного потусуемся вдвоем. Вот увидишь, к вечеру ты почувствуешь себя лучше. – Она отстраняется и смотрит на меня, а на ее лице ангельского историка отражается возбуждение. – Мне не терпится рассказать тебе нечто удивительное.
Стоит признать, что меня радует ее появление здесь.
Когда мама возвращается из города, она застает нас с Анджелой в гостиной: подруга красит мне ногти на ногах темно-розовым лаком после того, как я приняла душ. Они обмениваются выразительными взглядами. Мама счастлива, что я наконец вышла из комнаты, а Анджела уверяет, что у нее все под контролем. Признаюсь, я чувствую себя лучше не потому, что подруга утешает меня, а потому, что мне ненавистна одна лишь мысль показать свою слабость перед ней. Она всегда такая сильная, такая сообразительная и сосредоточенная. Всякий раз, когда мы тусуемся вместе, это больше напоминает игру «Правда или вызов», и прямо сейчас она бросила мне вызов перестать хандрить и наконец доказать всем, что в моих венах течет ангельская кровь. Хватит убиваться, как обычный подросток. Пора двигаться дальше.
– На улице прекрасная погода, – говорит мама. – Не хотите сходить на пикник, девочки? Если хотите, могу приготовить вам сэндвичи.
– Я не могу пойти. Я наказана.
Злость на маму ни капли не уменьшилась. Ведь из-за нее я потеряла Такера. К тому же мне все еще не верится, что так и должно было быть. На самом деле во всей этой неразберихе, связанной с моим предназначением, с разрушенной личной жизнью, с моими страданиями и, конечно же, с полным непониманием того, как все должно произойти, виновата она. Ведь это мама рассказала мне о божественном долге, который мне предстояло отдать. И предложила переехать в Вайоминг. А еще уверяла и настаивала, что у всего есть причины, даже у ее глупых правил и того, что она ни о чем мне не рассказывает. Это. Все. Ее. Вина. Или Бога, но не могу же я злиться на Всевышнего.
Анджела, нахмурившись, смотрит на меня, а потом поворачивается к маме и расплывается в улыбке.
– Отличная идея с пикником, миссис Гарднер. Кажется, нам не помешает выбраться из дома.
Анджела предлагает поесть на улице, найти какое-нибудь место для пикника в горах или у озера Дженни. Но это выше моих сил. Голову тут же заполняют мысли о Такере. Как только я выбралась из дома, сердце наполнилось немыслимой тоской. И меня посещает идея больше никогда не выходить на улицу. Так что мы идем в «Подвязку». На сцене уже готовы декорации для мюзикла «Оклахома!»: фальшивая кукуруза, сломанная повозка, кусты и желтый фермерский дом. А задник выкрашен в цвет голубого неба. Анджела расстилает посреди сцены одеяло, после чего мы садимся и приступаем к еде.
– Я изучала Чернокрылых, – говорит она, откусывая большой кусок от зеленого яблока.
– Это не опасно? Мама же говорила, что вероятность, что они обнаружат нас, как-то связана с нашим сознанием.
Подруга пожимает плечами.
– Не думаю, что это изменило что-то в моем сознании. Я просто узнала о них чуть больше.
Она достает обычный черно-белый блокнот, которого я не видела у нее раньше. Его страницы полностью исписаны всем, что Анджела узнала об ангелах. У нее аккуратный, красивый почерк, но в блокноте она всегда пишет быстро и размашисто, словно торопится поскорее записать все, что выяснила. Пока подруга листает страницы, я думаю о своем дневнике, который со всей страстью и решимостью начала вести после того, как получила свое первое видение. Я не прикасалась к нему уже несколько месяцев. И сейчас мне от этого по-настоящему стыдно.
– Вот, – говорит Анджела. – Их называют «Moestifere». Скорбящими. В библиотеке Флоренции я наткнулась на одну старую книгу о них. В переводе она называется «Сад демонов».
– Демонов? Но они же должны быть ангелами.
– На самом деле демоны – это ангелы, – объясняет Анджела. – И тут дело скорее в художественном отличии. Ведь художники всегда изображали ангелов с красивыми белыми крыльями, как у птиц, но, решив изобразить падших ангелов, не стали ограничиваться лишь цветом перьев. Они пририсовали им крылья летучих мышей, а затем к ним добавились рога, хвосты и вилы. Так и появилось известное всем изображение демонов.
– Но парень, которого мы видели в торговом центре, выглядел как обычный человек.
– Как я уже говорила, думаю, они могут выглядеть так, как им того хочется. А как еще им добиться того, чтобы к ним относились с должным почтением? Например, если они вдруг начинают рыдать – это явно плохой знак.
– Мама сказала, что скорбь в моем видении может быть связана с Чернокрылыми.
На лице Анджелы появляется сочувствие:
– Видения стали возникать чаще?
Я киваю. Сейчас они появляются примерно раз в день. Но длятся всего несколько минут. Обычные вспышки, ничего существенного. И ничего нового: «Аваланш», лес, прогулка, огонь, Кристиан, слова, которые мы говорим друг другу, прикосновения, объятия, полет. Но я пытаюсь не обращать на все это внимания.
– Мама постоянно твердит, что мне нужно больше тренироваться. Но как? Я прекрасно умею летать. И даже поднимаю в воздух тяжелый рюкзак. Но ведь дело же не в моих мышцах. Не они должны становиться сильнее, верно? А как тогда тренироваться? Что мне делать?
Жуя, подруга с минуту смотрит на мои волосы, а потом говорит:
– Все дело в твоем разуме. Как говорит твоя мама, ты должна тренироваться отделять себя от всего прочего дерьма, погружаться в саму себя, сосредоточиваться. Мы даже можем делать это вместе. – Она улыбается. – Я
