22
Я опускаюсь на песок пляжа Хаунештадской Бухты.
Над нашими головами мерцают звезды. Светит полная луна. Четвертые сутки Литасблота. Ее свет совсем тусклый, но отражается от гладкой поверхности воды, благодаря чему его возможно различить. Окутывающая все серебряной пеленой, такая луна идеальна для сегодняшней ночи.
Икер лежит рядом со мной. Линия его щетинистого подбородка, светящийся в глазах смех, выгоревшие на солнце пряди, вьющиеся на висках. Все это в мельчайших подробностях я могу рассмотреть, удобно устроившись на груди у моряка. Это момент из сказки. Но мои мысли все равно улетают во вторую половину бухты, отгороженную от нас скалой. Туда, где Ник и Аннамэтти. Она поет. Ее неземной сопрано уносится ввысь к звездам.
Пожалуйста, Ник, просто поцелуй ее.
Я пыталась избавиться от этих ассоциаций. Однако ее голос возвращает меня в день смерти Анны. Я вспоминаю песню, которую мы пели, прежде чем нырнуть в море. В голове раздаются слова госпожи Лизель: Несчастья идут по пятам за этой девочкой. Черная смерть. Дохлые рыбешки… Нет. Я запрещаю себе погружаться глубже в эту яму. Я слишком долго работала над тем, чтобы научиться не считать произошедшее своей виной. У меня и так много забот.
Я снова возвращаюсь к Икеру. Он планирует наш совместный выход на китовую охоту. Перечисляет города, в чьи порты мы будем заходить; описывает морских жителей, которые встретятся на нашем пути. Оказывается, не только я мечтаю.
– Что думаешь? – спрашивает он. Моряк приподнимает мой подбородок, чтобы наши глаза встретились.
– О чем? – переспрашиваю я.
– Хирсхольмене или Воерса Хаун?
– Ох, на твое усмотрение, – отвечаю я.
– Эви, где ты витаешь? Тебе это вообще нужно? – уязвленность в его голосе меня удивляет, но одновременно успокаивает.
– Да, конечно! – и я верю в свои слова. – Я просто думаю, как сказать отцу и тетушке. Ты же знаешь, как они могут принять эту новость.
– Скажи им, что тебя забирает принц. Этого должно быть достаточно. – Икер склоняется к моим губам. Я чувствую его дыхание.
– Если бы, – шепчу я. Парень целует меня, и я тону в нем. Подушечкой большого пальца Икер гладит мою скулу. Потом он кладет обе руки мне на щеки и замирает в миллиметрах от моего лица. Наши дыхания переплетаются. Глаза прикрыты в предвкушении поцелуя.
* * *В дожде из золотых волос Аннамэтти падает на подушку. Вместе с ней в кровать падает песок. В свете свечи видно, как песчинки отскакивают и вновь опускаются на покрывало. Я тем временем вычесываю волосы у туалетного столика. Что-то не так. Глаза Аннамэтти красные, а лицо бледнеет.
– Что случилось? – интересуюсь я. – Мы ушли, когда вы затихли. Я подумала, может…
Она скидывает туфли и трет руками ноги, кривясь от боли.
– Может, тебе что-нибудь нужно? Есть заклинание, которое облегчит жжение? Я вроде видела что-то в книге Хансы. Сейчас, я тебе покажу…
Но когда Аннамэтти поднимает глаза, я понимаю: причиной боли на самом деле являются вовсе не ноги.
– У меня ничего не вышло, Эви. Все пропало. Я знаю это!
Я сглатываю ком в горле. Глубоко нутром боюсь, я тоже это знаю. Я весь день об этом думала.
– Но ведь еще есть завтра, – я пытаюсь поддержать русалку и вселить надежду. – Ты не можешь сдаться, Мэтти.
Но она качает головой – как будто от этого только хуже.
– Нам не следует выходить на сушу. Я не должна была этого делать! Как я могла быть такой дурой?
Я начинаю плакать. Слезы градом катятся из глаз. Я зажимаю рот ладонью, чтобы служанки не услышали мои всхлипы. Взгляд обращен на Аннамэтти. Она выглядит совершенно растерянной. Глаза у девушки воспаленные и сухие. Вдруг я понимаю: она не может заплакать.
Ни души. Ни слез. Ни настоящих чувств. Разве так можно жить?
Если у нас ничего не выйдет, она и не будет жить ни так, ни никак иначе. Время на исходе.
Остается один день.
ЧЕТЫРЕ ГОДА ТОМУ НАЗАДВыжившая девочка чувствовала: к ней начинает возвращаться жизнь.
Все благодаря мальчику, который вытаскивал ее из дома на солнышко, провожал в школу и водил гулять в горы.
Но очень многое изменилось.
Время. Люди. Она сама.
Зима поджидала у порога. Сезон охоты на китов закончился. Отец наконец-то вернулся домой. Он сидел в кресле и читал книги, попивая свой кофе. Они часто говорили о мореплавании. В юной головке выжившей девочки лихорадочно крутились идеи о том, как облегчить жизнь рыбакам и помочь им привезти домой больше добычи в следующем году. Она представляла, как в свое время сама уплывет на собственном корабле подальше от этого места и связанных с ним воспоминаний.
Девочка также проводила время со своей тетей, жадно впитывая те магические знания, которые женщина считала уместным ей передать. Все, что тетушка не хотела рассказывать племяннице, она узнавала тайком, пробираясь на цыпочках в ее комнату и вытаскивая из старого сундука книги – одну за одной. И все равно казалось, что обучение идет слишком медленно – так хотелось поскорее узнать, на что она будет способна, когда всему научится.
Иногда юная ведьма подолгу смотрела на свои ладони, сожалея о том, что не смогла спасти своего друга с помощью магии в тот ужасный день. Чувство вины все еще глодало ее.
В Хаунештаде существовали древние табу на колдовство, придуманные тем поколением Ольденбургов, которые заставляли ведьм уносить ноги из Рибе более двухсот лет назад. Но, несмотря на это, выжившая девочка была преисполнена решимости научиться – чтобы быть во всеоружии и никогда больше не чувствовать себя беспомощной.
Она знала: вместе с силой придет решимость действовать. Нужная магия в нужное время.
Поэтому девочка читала все, что попадало в руки. Умоляла тетушку дать ей больше уроков, показать больше заклинаний. За ту зиму ее знания стали ощутимо глубже. Юной ведьмой двигало желание не только познать себя и свои силы, но и понять границы способностей.
Девочка даже пыталась найти заклинание своей матери и изучить его историю. Она рылась в сундуках в поисках книг, давно спрятанных отцом. Как оказалось, тетушка узнала про эти книги и дополнила ими свою коллекцию магических томов. И тогда девочка решила вернуть то, что принадлежало ей по праву, тихонько утащив их по одной из сундука. Пыльные переплеты старых изданий так иссохлись, что девочка могла с легкостью прятать их в складках покрывала своей кровати.
Вот как шел процесс обучения. По вечерам она практиковала легкие заклинания, пока они с тетушкой готовили ужин. А потом, удобно устроившись рядом с отцом у очага, юная ведьма слушала его истории.
23
Прошло три часа. Не спим только мы с серебряной луной. Уже глубоко за полночь, но провалиться в сон не получается. Мои мысли бушуют, как море в шторм. Остается меньше суток. Время Аннамэтти вышло. Я отказываюсь стоять и наблюдать, как она превратится в морскую пену. Не позволю себе снова оказаться в ситуации, где я бессильна.
Я выскальзываю из-под одеял и пробираюсь на цыпочках к своему дорожному сундуку. Я медленно открываю крышку, под которой прячутся нижние юбки. Под ними спрятаны аметист и пузырек с черными чернилами осьминога. Раньше они хранились в кармане платья, в котором я участвовала в беге по бревну. Однако пришлось переложить их сюда, чтобы по настоянию Ника отдать платье служанкам на чистку. Я достаю два эти предмета и закрываю сундук. Быстро одеваюсь и хватаю сапоги у двери. Я не надеваю их, а выхожу босиком в коридор, ощущая холод мрамора на голых ступнях.
Я беззвучно прикрываю за собой дверь и направляюсь в тюльпановый сад. Невзирая на то что гостевое крыло забито до отказа,
