Впрочем, это такая боль: понимать, что твой сын — чудовище. Будто сердце напополам разрывают. Хуже нее только страх потерять еще одного, ее маленького мальчика, ее Кристофа. Все, что не смогла дать старшему — потому что холодный, потому что жестокий, потому что чужой, потому что смотреть на него без содрогания не получалось — все старалась подарить младшему, чтобы вырос другим, любящим, родным, близким, материнской опорой и радостью на старости лет. Компенсировала? Пожалуй. Слишком больно было вспоминать, как держала Димитрия у груди, как строила на него планы, а он потом… со страшными глазами, весь в крови… не ее сын, то ли дело Кристоф, беззаботный, ласковый, улыбчивый, такой, какого ребенка она всегда и хотела.
Водитель отвез Ольгу на окраину города и заглушил мотор на сонной улице неподалеку от незнакомого дома. Отпускать слугу, в отличие от мужа, лаэрда не решилась, только приказала отъехать в переулок, чтобы не привлекать нежелательного внимания. Мало ли зачем сюда примчался Виттор? Сердце продолжало ухать набатом: опоздаешь, опоздаешь, опоздаешь…
Особняк был чьим-то запасным плацдармом, не иначе. Впрочем, что тут такого? Многие из знакомых семей держали такие же дома в этом же районе у реки, чтобы летом, когда нет возможности выехать "на воды" или в дарданийские горы, уединиться с детьми подальше от столичной суеты и жары хотя бы здесь, в достаточно тихом и малонаселенном уголке, близком к природе.
Ольга решительно поднялась на крыльцо, скользнула в незапертую дверь. Так и есть, по запаху понятно, что в помещении уже какое-то время не жили, но, вместе с тем, мебель вокруг хорошая и дорогая. Из дальних комнат раздавались голоса, в одном их которых она тут же узнала Виттора. Что делать, войти, не скрывая присутствия, или пробраться тайком? Если открыто явиться, то как объяснить свой поступок? И не помешает ли она чему-то секретному, не лишится ли возможности узнать какую-то тайну? Не зря же Виттор убежал, сломя голову, не оставив жене записки, не передав весточки через слуг? А что, если он что-то скрывает? Что, если ее сын давно в опасности, а Ольга и не ведала об этом?
Не помня себя от страха и волнения, она прокралась в нужном направлении. Повезло: это была кухня и подсобка для прислуги, и соединялись они широким прямоугольным проемом в стене, через который обычно подавались готовые блюда и забирали грязную посуду для скорости и удобства, чтобы не тратить время на шастанья в дверь. Дом принадлежал богатому аристократу, привыкшему иметь штат слуг даже на отдыхе. Ольга с удивительной для ее комплекции ловкостью пробралась в соседнее помещение и притаилась у проема, аккуратно выглянула, гадая, не выдаст ли ее запах? Но мужчины, собравшиеся там, были так поглощены пленницей, что ничего не заметили.
Ох уж эта рыжая… Ольга совершенно не понимала, кто она такая, и при чем тут ее муж и сын, сообразила только, что без боя девчонка сдаваться не желала: в уголке губ запекалась ссадина, волосы были взлохмачены, во рту торчал кляп, наспех сооруженный из какой-то тряпки, а руки крепко перемотаны за спиной веревкой. Она стояла на коленях на полу, один из мужчин, по виду слуга, прижимал ладонью окровавленный рукав рубашки, на щеке другого красовались следы зубов — пленница пустила в ход все, что могла.
— Ну брось, Марк, мой сын на такое не способен, — лениво протянул Виттор, разглядывая девчонку, и Ольга в своем укрытии вздрогнула.
Значит, все-таки правильно она поступила, примчавшись сюда. Дело в Кристофе, и супруг сейчас его оправдывает… в чем? Она напряглась, пытаясь поймать в ограниченном поле зрения лицо второго лаэрда. Приятель мужа, пусть не очень близкий друг семьи, но вполне знакомый, так как вращаются они все в одном и том же круге. Дочь у него вместе с ее близнецами учится.
— А вот это мы сейчас и узнаем, Виттор, — хмуро ответил он, — способен или нет. Я ведь к тебе полное уважение проявляю. В полицию не пошел, бучу поднимать не стал, не разобравшись. Да и тебя пригласил сразу же, чтобы вместе все понять и чтобы потом ты не говорил мне, что я голословно кого-то обвиняю.
— Я понимаю, понимаю, — миролюбиво ответил супруг Ольги, — благодарен тебе за это безмерно. Но ты же знаешь моего мальчишку, он и мухи не обидит. Да и по девкам он еще… не созрел. Поздний он у меня, не то, что мы-то с тобой в его годы, а?
Тон Виттора был Ольге прекрасно знаком. Он заискивал перед собеседником, втирался в доверие и старался создать впечатление, что они оба на одной волне, душа в душу. Нравиться Виттор умел, ей ли не знать этого? В свое время она сама очаровалась и его воркующим голосом, и умением вести доверительные беседы. Сколько с тех пор воды утекло…
— У меня есть свидетель, — не уступал его собеседник, — уличный, один из ее дружков, — последовал взмах рукой в сторону рыжей, с ненавистью сверкающей глазами исподлобья, — который сказал, что в последнее время твоего парня часто с ней видели. Похоже, он у тебя уже созрел, может, просто ты не знаешь?
— Ну даже если и так, — добродушно рассмеялся Виттор, — ну пощупал он чьи-то прелести, разве ты сам по молодости служанок в доме не зажимал? А эта ничего, чистенькая, я бы и сам ее непрочь помять.
Неожиданно девчонка закатила глаза и рухнула на спину. Все пятеро мужчин в недоумении уставились на нее.
— В обмороке, что ли? — предположил Виттор. — Или померла от испуга?
Но его собеседник дал знак, и один из слуг бесцеремонно наступил ей на пальцы тяжелым ботинком. Рыжая тут же подпрыгнула, с усилием выплюнула кляп и осыпала их отборной бранью. Ольга догадалась, что девчонка пыталась их обмануть.
— Я ведь не вчера родился, Виттор, — спокойным и грустным голосом, не обращая внимания на дикую фурию, заговорил Марк, — у меня и свои связи в полиции есть, и человек особый, который там и тут потолкался, слухи пособирал. Это безобидное, как ты подумал, создание, на самом деле мастерски чистит карманы. И в последнее время там, где она появлялась с твоим сыном, у кого-то обязательно что-то пропадало. Думаешь, случайность?
— Ой, пожалейти меня, пожале-е-ейти, — заголосила вдруг девчонка. — Семеро детей дома дожидаються-я-я. Двое моих, одна от сестры покойной досталося, четверо прие-е-емных, брошены-ы-ых. Помруть без меня с голодухи-и-и, ой, помру-у-уть.
