Он опять пожал плечами.
– Это ж моя работа – пялиться в мониторы.
– Да, я тоже тебя вижу.
Створки лифта разъехались в стороны, Наоми первой шагнула в кабину, Кекс за ней следом.
– У тебя вроде две ночи в неделю? – спросил он.
– Да.
– То есть у тебя есть еще работенка?
– Да.
– У тебя есть близкие?
– Разумеется, есть. Кекс, ты… как там твое настоящее имя?
– Трэвис. Митчем.
– Ты мне все удовольствие испортил, Трэвис.
Истина заключалась в том, что он знал даже о том, что у нее есть дочь, но сказать Наоми об этом, не напугав, не мог.
Ее первая ночь на складе была ровно две недели назад, и Кекс сразу заметил ее. Наоми трудилась в смену, в которую обычно вкалывал Альфано Калоло, огромный самоанец, весивший килограммов сто двадцать, не меньше.
Камера у восточного входа находилась близко к столу, и Альфано буквально занимал весь монитор. Именно поэтому отсутствие Калоло и заставило Кекса встрепенуться. Хотя кто бы не обратил на это внимания?
Когда Альфано сидел на маленьком стульчике, он смахивал на человека-гору с четырьмя металлическими лапами, пожирающую своим задом мелкое насекомое. И когда в тот четверг Кекс, взглянув на монитор, увидел вместо Альфано Наоми, в его голове грянул ангельский хор.
Он таращился на нее с вожделением подростка, отслеживающего лайки в Facebook. Как она сидела, как она стояла, как делала обходы, и всегда она шла красиво, ну, скажем, как ночь.
Кекс помнил стихотворение, которое вызубрил в Эллсворте: они брали что-нибудь и учили наизусть, приобщаясь к поэзии, и это было самое короткое произведение, которое можно было выбрать.
Он не забыл ни строчки, но понял его, только увидев Наоми на мониторе.
Когда она снова появилась на работе два дня спустя, Кекс часами смотрел на нее, впитывая как можно максимальное количество деталей из пятьсот сорокового пиксельного разрешения. Той ночью она захватила с собой книгу. Название он прочитать не мог, но ему нравилась ее сосредоточенность, то, как иногда она хмурила лоб. Он любовался тем, как она переворачивает страницы, тем, как она часами, не отрываясь, читает, а не просто сидит уткнувшись в телефон, как остальные. Когда она не вернулась до следующего воскресенья, Кекс понял, что Наоми кого-то заменяет и берет смены только тогда, когда может, и поэтому вполне вероятно, что скоро он ее вообще не увидит.
Поэтому, говорил он себе, это вовсе не значит, что он следит за ней после работы. Конечно, он уходил на пять минут раньше, чтобы примчаться к другой стороне холма и оказаться рядом с ее припаркованной машиной. Да, он выруливал на дорогу сразу после того, как уезжала она, и всегда держался на безопасном расстоянии, тормозя одновременно с ней и набирая скорость синхронно с ней, поворачивая туда же, куда и она, пока, наконец, они вместе не доезжали до ее дома. Но в глубине души он знал, что делал это без малейших дурных намерений – он просто пытался спланировать случайную встречу.
Хотя рандеву никак не получалось. Когда Наоми уезжала со стоянки Атчисона, предприятие казалось почти безнадежным, хотя все дороги в стране вели к ее дому.
И разве он мог крикнуть ей что-нибудь, высунувшись из окна? Как вам такое, например?
«О, привет! Ты ведь работаешь там же, где и я! Я наблюдал за тобой – я хотел сказать, видел тебя на мониторе пару раз, и разве не странно, что ты живешь здесь, в двадцати километрах от склада, и я собирался ехать дальше той же дорогой, но моя тачка вдруг стала чихать, и я решил остановиться прямо здесь? Разве не удивительно?»
Естественно, он не мог сказать ничего подобного. Даже самый невозмутимый чувак в человеческой истории (к примеру, баскетболист Уилт Чемберлен) не смог бы такое провернуть.
Поэтому, чтобы не напугать ее, Кекс сидел в машине, дожидаясь, пока она поднимется на крыльцо, и казалось, залипал в телефон. Поступок был рискованным: если бы Наоми заметила его, то могла бы поинтересоваться, куда он действительно смотрит и что вообще тут делает.
Однако он продолжал ждать. В окне зажегся свет, и Кекс затаил дыхание. Еще чуть-чуть… и вот, когда, по его прикидкам, прошел почти час и он честно был готов уезжать, дверь открылась, и она вышла, держа за руку маленькую девочку.
Само собой, это ее дочь. Некоторые вещи понятны с первого взгляда.
Начнем с того, что Наоми и девчушка были похожи, но прежде дело было в том, как она держала ребенка за руку.
Так может вести себя только мама.
Девочка оказалась невероятно мила, одета в чистую выглаженную одежду, деталь, которую Кекс отметил сразу (когда он был ребенком, вечно ходил перемазанный, как свинья).
Он покраснел от смущения, но не оттого, что следил за бедной женщиной, а теперь еще и за ее ребенком, а потому что его всегда отправляли в школу неумытым, не говоря уже о том, чтобы погладить рубашку. Но малышка выглядела именно так, как должен выглядеть ребенок. Чистая, причесанная, накормленная вкусным завтраком: он не сомневался в последнем, хотя мама только что вернулась с суточной смены и не спала уже бог знает сколько.
Наоми приехала домой, приготовила что-нибудь вкусное и, может, даже добавила дочке в тосты горстку коричного сахара, как той нравилось.
Девчушка болтала без умолку, и мать слушала ее. Не так, как другие, типа «ага, ага, да, круто», но и в самом деле пыталась понять ее. Какая неожиданность! В смысле, что такого важного может сказать четырехлетний ребенок? Кекс не знал, да и на расстоянии почти ничего не мог расслышать, кроме «Я хочу еще глазури» или типа того.
Они сели в машину – малышку посадили в автокресло – и теперь Наоми стояла рядом, держась за ручку двери, пока дочь не закончит свою бессмысленную, но долгую тираду.
Кекс слегка опустил стекло. Его тачка стояла достаточно близко, чтобы расслышать несколько слов. Не ребенка – детский лепет доносившийся оказался слишком слабым, – но он различил ответ Наоми (та ожидала, пока дочь не остановится на мгновение для глотка воздуха).
– Да, милая. Я слышу тебя. И правда, обидно.
И она захлопнула дверцу.
Кекс был поражен. Это было не: «Ой, да ладно, все не так уж плохо» или «Пожалуйста, помолчи, мы опаздываем» или «Ты несешь чушь, научись затыкать свой рот, когда говоришь с людьми».
Нет, совершенно другое. «Да, милая. Я слышу тебя».
Вот чего Кекс добивался от людей всю свою жизнь. Он хотел, чтобы его услышали. А дамочка говорит эти слова четырехлетке, проведя на работе бессонную ночь.
Она как тьмы и света дочь,Которые видны в ее столь ярком взоре.Именно это Кекс и хотел сказать в ту ночь, пока они спускались вниз на лифте. Вдобавок он едва не выпалил: «Ты чертовски классно смотришься
