И потому он промолчал.
Двери лифта плавно разъехались.
Ожидалось, что первый подземный этаж будет единственным, поэтому в обозначении его номером не было необходимости.
SB-1 на панели ничем не отличался от любого другого номера. То, что здание раньше принадлежало правительству, ни для кого не являлось секретом, и дополнительные подземные этажи тоже не стали сюрпризом. Но что их оказалось целых три и они соединялись сложной цепью датчиков на контрольной панели на потайной стене за стойкой регистрации – от такого у кого угодно брови полезли бы на лоб.
Согласно схеме верхний вход на лестницу находился в конце короткого, заканчивающегося тупиком коридора, метрах в тридцати от лифта.
Наоми первой добралась до тупика, потопталась на месте и развернулась в окрашенном белой краской пространстве из шлакоблоков.
На вход ничего не намекало, наоборот – все как бы говорило: тупик.
По обеим сторонам коридора расположились ячейки побольше, здоровые, по шестьдесят квадратных метров комнаты, какие часто используют на фабриках для хранения излишков. Но здесь не было ни двери, ни люка, ни любого другого очевидного входа: Кекс увидел лишь узкий шкафчик с надписью ТОЛЬКО ДЛЯ ПЕРСОНАЛА, зажатый между двумя ячейками.
Наоми сверилась с картой.
– Не могу найти его.
– Ты уверена, что вход здесь?
Она протянула ему телефон.
– Проверь.
Кекс уставился на фото, то так, то эдак, повернул телефон.
Наоми пошла к дальней тупиковой стене, шлепнула по ней несколько раз ладонью.
Плотная.
Тогда она ударила по ней кулаком.
– Шлакоблоки, – отметила женщина. – Если вход здесь, нам понадобится кувалда. Или отбойный молоток.
– Да я уж понял.
Кекс перевернул телефон вверх ногами, глядя на схему. И задумался.
Вот так штука.
Парень опять вытащил ключ из связки – надо признаться, ему нравилось металлическое дзинь всякий раз, когда его доставал, поскольку Кекс был из тех людей, кому для работы больше одного ключа обычно не требовалось – и двинулся к шкафчику, открыл его, вынул из стойки для инструментов увесистый молоток и вернулся обратно.
Кекс шел, пока не приблизился к стене почти вплотную, затем он опустился на четвереньки и стукнул молотком по полу. Раздался неутешительный глухой гул.
– Бетон, – сказала Наоми.
– Ага.
Кекс пополз вперед, снова пробуя молоток. Тот же звук. Он продолжал ползти, ударяя молотком об пол через каждые пятнадцать сантиметров.
Звук везде был одинаковым.
– Пол бетонный, Трэвис.
– Забавно слышать свое настоящее имя, – пробурчал он.
– Извини, – проговорила она. – Тебе не нравится?
– Не могу решить.
Разумеется, он мог и уже решил. Господи, у него сердце замирало всякий раз, когда она произносила его имя. Он не мог дождаться, когда Наоми произнесет его опять.
Пожалуйста, пожалуйста…
БУМ. Он почти достиг центра коридора и снова опустил молоток.
Пол откликнулся пустым металлическим гулом.
Кекс снизу вверх поглядел на Наоми. Усмехнувшись, она опустилась на корточки. Он поднял телефон, пытаясь увеличить какую-то часть снимка.
– Прямо здесь. Видишь заштрихованный серый полукруг?
– Да, плохо правда.
– Это вход. Они его закрасили.
Вдвоем они уставились на пол. Кекс взмахнул молотком, раздумывая. Покачал головой.
– Слушай, скрыть дерьмо, которое мы собираемся сделать, все равно не получится.
– А что мы собираемся сделать?
– Сломать еще кое-что, – заявил он. – Часть нашей работы – забота о безопасности, а внизу вовсю голосит сигнализация, так? Гриффину звонить слишком поздно, он пьян в стельку и, в любом случае, не разберется. Он сам может звякнуть в головной офис, но сейчас там тоже никого нет… но ведь они не для того нанимают людей, чтобы те тупо стояли и смотрели, улавливаешь, к чему я клоню? Значит, остаются только копы.
– Ага, и мы им скажем, что у нас древняя пожарная сигнализация в подвале заливается?
– Точно. Нелепо, да? Но мы с тобой на службе, сработал сигнал тревоги, а весь склад до самой крыши забит ценным личным имуществом.
– Правильно! Вещами, которые для людей что-то да значат.
– Абсолютно точно. Я всегда считал именно так, – к тому моменту он уже разогрелся, чувствуя творческий зуд от возможности поделиться своими мыслями с кем-то еще. – Внизу надрывается сигнализация, а мы охранники. Те, кто отвечает за безопасность.
– Мы скорее клерки.
– Послушай, конечно, у нас паршивая работа, но это наша работа.
– И наша ответственность.
– Плюс мы любопытны.
– Последнюю часть я опущу.
Лгать она явно не умела. Ничего, тут он мог справиться за двоих.
– Ну что? Поехали?
– Давай.
– Побереги глаза.
Она тут же отвернулась, а Кекс повернул молоток раздвоенным концом вниз и тяжело ударил им об пол.
Звон металла усилился: внизу, похоже, был не бетон. В разные стороны полетели куски штукатурки. Он ударил еще раз, другой, третий, четвертый, и скоро пространство вокруг оказалось усыпано ошметками краски, как опавшими листьями осенью.
С последним ударом от пола отлетел квадратик сантиметров в десять, и под ним, наконец, показалось то, что хотел обнаружить Кекс. Под несколькими слоями потрескавшейся масляной полуглянцевой серой краски безошибочно угадывался металлический люк.
12
Последний раз Роберто Диазу звонили ночью пять или шесть лет назад. То, что он услышал телефон сегодня, вообще оказалось чистым везением: после увольнения он взял в привычку выключать его часов в девять вечера и не включать до тех пор, пока не выпьет минимум одну чашку кофе утром.
С тех пор он стал гораздо счастливее. Мягче, уж точно. Энни еще не настолько преуспела в отношениях с гаджетами; она обычно оставляла смартфон включенным на случай, если детям что-то понадобится, но самому младшему исполнилось двадцать восемь, и шансы на это были очень малы. Но ей все равно нравилось первым делом, проснувшись, листать свежую «Нью-Йорк таймс», проверяя, не стал ли мир лучше за последние восемь часов.
Странно, но нет, однако Энни не из тех, кто сразу сдается.
Сегодня Роберто случайно забыл выключить телефон, и забавно, как сработали старые рефлексы, когда тот заверещал вскоре после полуночи. Диаз проснулся еще до того, как утихло эхо первого звонка, взял гаджет в руки, едва начался второй, и теперь сидел в кровати, поставив обе ноги на пол, отвечая.
– Черт бы вас… – прохрипел он.
Упс. Голос пропал. Ладно, рефлексы еще вернутся.
Он прочистил горло и попробовал снова.
– Да?
– Роберто Диаз? – Голос был женский.
– Говорите.
– Я звоню насчет продажи «Плимут Дастер» семьдесят восьмого года.
Он долго не отвечал.
– Мистер Диаз?
– Дайте мне пять минут.
Он отключился и положил телефон обратно на прикроватный столик. Посидел в тишине, размышляя. Он немного жалел о втором бокале вина за ужином, но, кроме этого, не чувствовал вообще ничего. Так ты и понимаешь, что достиг полной гармонии, когда внезапный звонок посреди ночи эмоционально ничего не меняет. Роберто отсчитал несколько глубоких вдохов и позволил буддийской мантре, которую открыл, когда ему перевалило за пятьдесят, заполнить свой ум.
Я здесь.
Он хотел выпить чашку чая, прежде чем перезвонит.
Энни повернулась и посмотрела на него через плечо, щурясь в темноте.
– Кто это был?
– Моя вторая жена.
– Как ты можешь шутить в такое время?
– У меня
