Тави как-то особенно улыбнулся. А Хинта подумал, что Ивара может быть нестерпимо строгим. Никогда он не говорил с ними двоими так, как он сейчас говорил с Ливой. И Лива — этот взрослый человек с измученным сердцем, благими намерениями, великолепным умом, большой властью и огромными деньгами — умолк, не в силах продолжать разговор. Но на его лице остался отпечаток обиды и протеста. Видимо, он все еще думал, что Ивара должен вести себя по-другому, делать другие вещи, заботиться о своем социальном статусе, должен шуметь и бурлить вместе с Натапумой, хвататься за текущий момент и конвертировать то мимолетное внимание, которое сейчас к нему приковано, в некую иную, более надежную и стабильную валюту — в известность, в положение. Разве не об этом сам Ивара говорил позавчера, когда они еще были в Шарту? Но Хинта знал по опыту прежних месяцев, что его друзья обладают способностью за один час переворачивать в своем уме всю картину мироздания. Что-то изменилось; Ивара что-то придумал, чего-то ждал, у него уже были другие планы.
— И как ты намерен вернуть себе память? — спросил Лива.
— Я вижу только один способ. Мои исследования. Если я восстановлю то, над чем работал в эти годы, то восстановлю сами эти годы. У меня предчувствие, что ради этого не придется никуда сворачивать. Нам с ребятами нужно совсем немного времени, чтобы додумать то, над чем мы уже думали в Шарту. Когда мы восстановим всю картину истории и мироустройства, я тут же найду свои потерянные годы.
— Я внимательно слушал мальчиков и видел запись. Это бескрайнее поле. Тебе понадобится сначала вернуть свой социальный статус, потом набрать персонал. И только во главе целой лаборатории ты это закончишь.
— Нет. Аджелика Рахна — это лучшая лаборатория во вселенной и живой исторический архив. Если нам что-то и нужно, то это воскресить его.
— Я не уверен, что Инка сможет с этим справиться.
— А я не уверен, что ее помощь здесь нужна. Мне кажется, его тело не восстановить руками человеческих мастеров. Но если дать ему возможность, он сделает это сам.
— Тебе кажется?
— Ты же слышал его голос?
— Да. Сводящий с ума поток знаний. Он потряс меня. Но все оборвалось. Послушай, Ивара, Аджелика Рахна показывал вселенную. Потом он стал показывать Землю. Но он не закончил, не успел. Окончательный смысл не был обретен.
— Но разве у Вас не осталось чувства, что Вы что-то поняли, узнали две трети будущего пути? — спросил Хинта.
— Да, но это история без последней главы.
— Ивара восстанавливал по крохам куда более путаные вещи, — сказал Тави.
— Мы восстанавливали, — поправил его Ивара. — Мы делали это вместе. И да, нам осталось совсем немного.
Лива закрыл лицо руками и тяжело вздохнул. Хинте показалось, что это конец — конец спора и, возможно, дружбы между Иварой и Ливой. Но внезапно Лива заговорил в совершенно другом тоне.
— Когда Аджелика Рахна рядом, Инка слышит нашего сына. Я тоже слышал его несколько раз. Но я не понимаю, не понимаю, как это работает! И главное: зачем это? Ведь никто не возвращается из мертвых!
Тави и Хинта переглянулись. Ивара заметил их реакцию, потом перевел встревоженный взгляд на своего старого товарища. А Лива, ослепший, разбитый, продолжал говорить.
— Зачем оно проникает в наши мысли, зачем обретает его голос, зачем дает такие обещания? В этом нет смысла. И все же это не ложь, потому что золотые вещи не умеют лгать. Но в этом нет смысла. Это только ранит.
— Лива, — тихо окликнул Ивара, — ты говоришь про Итаку? Говоришь, что Аджелика Рахна обрел его голос?
— Да, и нет. Он не говорит сам, он вообще ничего не произносит. Но это такое ощущение… Словно сын рядом.
— Итака умер? — упавшим голосом спросил Ивара.
— Ты не знал? — поразился Лива. — А, ну конечно.
— Прости меня, — почти с ужасом попросил Ивара. — Я слишком увлекся, слишком ушел в свои дела. И ни разу не спросил тебя, как твои дела. Даже не посмотрел новости, связанные с твоей семьей.
Потом они заговорили о катастрофе на полигоне «Джиликон Сомос», а когда эта тема была исчерпана, машина такси уже поднималась вверх на элитные этажи купола.
— Я упустил что-то еще? — спросил Ивара.
— Нет. Ничего более важного с моей семьей не случалось. По правде говоря, с нами не случалось вообще ничего хорошего. Мы просто доживаем жизнь. Я не верю, что у нас будут новые дети. И нового брата у Инки не будет никогда. Все, кого мы любили слишком сильно, мертвы. Кроме тебя.
— Прости меня, — еще раз попросил Ивара.
— И Амику мы тоже слышали, но не так ясно. Что это такое?
— Мертвые говорили со мной, или мне так казалось, но никогда через Аджелика Рахна. Это новость. Этого не было раньше.
— Да, не было, — сказал Тави. — Он изменился. Он оживает. Сияет.
— Я слышал брата, — добавил Хинта.
На лице Ивары появилась странная, робкая улыбка.
— Как он говорит? — спросил он у Ливы.
— В разуме, не словами. Да это даже и не речь. Он просто транслирует их присутствие, открывает дверь. Это ужасно и прекрасно. Но в этом нет смысла. Чем больше я думаю об этом, тем в большем я смятении. Ваш приход все изменил. Жизнь стала рушиться. Инка снова в слезах, а до этого она уже несколько месяцев могла держать себя в руках. Если бы в этом был смысл!
— В этом есть смысл, — ответил Тави. — Это легенда, первая легенда, которую нам рассказал Ивара. Сказка о больном мальчике и об Аджелика Рахна, которые обещали, что будут искать средство к победе над смертью.
Лива всем телом подался вперед, но потом обмяк.
— Нет. Если они подарят нам лишь мир призраков, это будет худшее из всего, что случалось с человечеством.
— Я так не думаю, — сказал Ивара. — Я верю, что они сделали нечто много-много большее.
На этом их разговор прервался, потому что они уже въезжали на территорию усадьбы Ливы, а на террасе, где их вчера встречала одна Инка, теперь стояла целая делегация из пяти или шести человек.
— Вот и расплата за потерянное время, — с досадой и яростью произнес Ивара. Хинта увидел, что он машинально сжимает и разжимает кулаки.
— Кто это? — спросил Тави.
