Четвертый брак черной вдовы (СИ)

оперся о забор, отделявший сад от улицы, посматривая на прохожих. Многие узнавали его и таращились, как на приведение, но никто не заговаривал. В конце концов, Хоэль уверился, что более скучного города на свете не существует и решил вернуться в дом, но тут из кустов жимолости вынырнула донна средних лет — полноватая, с круглым и хитрым лицом, в кружевной кокетливой наколке и яркой юбке с поперечными черными и желтыми полосами. Она удивительно походила на пчелу, которая решила сунуть хоботок туда, куда ее не просили. Сходство усиливалось еще и оттого, что донна подслеповато щурила глаза и вытягивала шею, словно пытаясь услышать то, что не полагалось слышать ее мясистым ушкам, мочки которых оттягивали тяжелые серьги в мавританском стиле, и сунуть нос-хоботок туда, куда не просили.

Хоэль совсем некстати вспомнил, что у его жены серьги были крохотными и такими скромными, что больше пристали бы монашке, чем герцогине.

— Добрый день, добрый дон, — сказала «пчела». — А вы, похоже, новый муж донны Катарины?

— Похоже, — проворчал Хоэль. Ему, конечно, хотелось развлечений, но донья Пчела точно не могла развлечь. Могла лишь еще больше нагнать скуку.

Он хотел уйти, но донья Пчела цепко ухватила его за рукав:

— Я ваша соседка, — сказала она медоточиво, но глаза так и впились в Хоэля — рассматривая, оценивая, — донна Инес Лупитас-и-Фернандес, а вы — тот самый дон Дракон? Которого не смогла убить даже молния?

— Да, знатно меня тогда шарахнуло, — признался Хоэль без особого удовольствия — он не любил об этом вспоминать. — Удачного дня, донья, — сказал он, вырывая рукав из цепких пальцев «пчелы».

— Если молния не убила, то и донна Катарина с вами не справится, — сказала «пчела» хихикая, и Хоэль, уже сделавший несколько шагов в сторону дома, медленно оглянулся.

Донна Инес поняла, что ее слова достигли цели, и приняла необыкновенно таинственный и важный вид:

— Вы же знаете, что донна Катарина была замужем три раза

— Да, уже доложили, — сказал Хоэль, но «пчела» не поняла его иронии.

— Это ужасно, на самом деле ужасно! — зажужжала она, опять прихватывая Хоэля за рукав камзола. — Представляете, дон Луис утонул!..

— Слышал, слышал — заворчал Хоэль.

— в собственной ванной! — закончила донна Инес с придыханием.

Хоэль насторожился. В собственной ванной? Пожалуй, достаточно необычно.

— Что вы говорите?! — произнес он с деланным изумлением, и этого оказалось достаточно.

Донна Инес извергла из своих уст нескончаемые потоки словословия, которые уже были вовсе не медоточивыми, а изрядно отдавали дерьмецом:

— Да! Утонул в собственной ванной! Немыслимо, верно? А дон Серхио сорвался с Великана Карла. Бедный! Он так любил пешие прогулки!

— Великан Карл? — спросил Хоэль.

— Ну что вы! — воскликнула донна Инес. — Дон Серхио, конечно же! Великан Карл — это скала, там очень живописно. Иногда маркиза Бомбьезе устраивает там пикники

— И когда сорвался дон Серхио — тоже был пикник? — подкинул вопросик Хоэль.

— Нет, тогда он просто гулял вместе с женой.

Хоэль бросил на «пчелу» быстрый взгляд, пытаясь угадать — нарочно она ужалила или без умысла.

— Разумеется, никому и в голову не пришло бы подозревать донну Катарину, — тут же пояснила она.

— Ну, это само собой, — поддакнул Хоэль.

— Ведь никто не подозревает ее в черной магии! Фу! Как можно даже подумать такое! — фыркнула она с возмущением. — Донна Катарина так набожна, в воскресенье всегда посещает мессу, а, как известно, черные колдуны не могут вынести мессы, — тут она понизила голос и добавила: — Наш лекарь, дон Рафало, сказал что это была обыкновенная холера

— Из-за холеры дон Серхио бросился со скалы?

— Нет же! Из-за холеры умер дон Анджело. Ах, донна Катарина так его любила! Она так убивалась на его похоронах! — донна Инес промокнула кружевным платочком глаза. — Какое несчастье, что из всего нашего города проклятая болезнь выбрала именно дона Анджело — такого молодого, такого красивого, учтивого И ведь никто больше не умер, представляете?

— Хм И с чем это связано, как вы считаете, донья? — Хоэль разглядывал «пчелу» уже не скрывая презрения, но донна Инес не замечала его взгляда, довольная, что нашелся благодарный слушатель.

— Некоторые говорят — затараторила она, — Но я этому не верю, конечно же!..

— Конечно же, — усмехнулся Хоэль.

— Говорят, что на донне Катарине лежит проклятье. И в этом виновата ее бабушка, ведь это она заставила назвать новорожденную тройным именем и посоветовала «Долорес» и «Соледад», а это несчастливые имена, они и означают-то «Боль» и «Одиночество».

— Ага, — сказал Хоэль, — лучше бы назвали ее Илария[1], там, или Дулсинея[2] — была бы повеселее, да посговорчивее.

— Что вы сказали? — переспросила донна Инес.

— Я сказал: продолжайте сплетнича рассказывать, донья. Все это очень занимательно.

— Все это очень ужасно, а не занимательно, — укорила она его.

[1] Илария — означает «веселая»

[2] Дульсинея — означает «нежная»

— Поменьше слушайте ее, добрый дон, — раздалось вдруг из кустов с другой стороны, и к забору вразвалочку подошел мужчина — еще молодой, одетый просто, но богато, смуглый до черноты — с явной примесью мавританской крови. Черная бородка придавала ему сходство с морским разбойником, не хватало только серьги в ухе, да разрушал образ заметный животик, нависавший над поясным ремнем. — Донна Инес, как все женщины, охоча до сплетен и часто выдает желаемое за действительное, — произнес он презрительно, достал из поясного кошелька замшевую подушечку и начал полировать ногти.

— Дон Хименес! — взвизгнула донна Инес.

— А что вы возмутились, моя дорогая донна? — спросил дон Хименес. — Разве я сказал что-то не то? — он повернулся к Хоэлю и сказал, протягивая руку для рукопожатия: — Так это вы тот самый королевский генерал, что убил свою жену? Дайте пожму вам руку.

Хоэль вместо ответа показал ему перебинтованные пальцы, забранные в деревянные лубки. В этом случае увечье сослужило ему хорошую службу. Жать руку тому, кто полирует ногти, совершенно не хотелось.