— Да, вам несладко пришлось, понимаю, — важно кивнул дон Хименес. — Но что такое перебитые пальцы по сравнению со свободой? Я слышал, как вы отказывались жениться на дель Астра. Смелый поступок. Такой же смелый, как когда вы прорвали окружение возле Эль-Фуэнте. Я, кстати, тоже тогда воевал, даже был ранен.
— Вот как, — коротко сказал Хоэль, понимая, что этот человек выбешивает его одним своим видом. Тогда, под Эль-Фуэнте, из двухсот его солдат осталось всего двадцать семь, и дона Хименеса среди них точно не было.
— Я бы тоже выбрал виселицу, а не дель Астра, — продолжал дон Хименес. — Но рад, что вы остались живы. И уверен, что эта чертова донна ничего с вами не сделает, — он подмигнул Хоэлю. — Если ее постигнет участь вашей прежней жены — никто плакать не станет.
— Какие ужасы вы говорите! — зажужжала с новой силой донна Инес. — Все в нашем городе любят донну Катарину и сочувствуют ее горю всем сердцем! Жить проклятой — это ужасно тяжело!
— Проклятой? Да вы бредите, донна, — ответил дон Хименес. — Что за глупость — верить в проклятья?
— Дон Анджело тоже в них не верил, — ядовито сказала донна Инес. — И где он сейчас?
— Анджело был глуп, хотя и кичился образованностью, — не сдавался дон Хименес. — Купился на деньги, красоту и титул, не разглядев под розой змею.
— Это вы про что? — мрачно спросил Хоэль.
— Да, объяснитесь-ка! — потребовала донна Инес, упирая руки в бока.
— Я не стану сплетничать, как женщина, — высокомерно провозгласил дон Хименес. — Но каждому понятно, кому выгодны эти смерти. Только тому, кто прибирает к рукам состояния покойных мужей.
— Это это возмутительно! — вскинулась донна Инес. — Я просто не в силах этого слушать! — но мужскую компанию не покинула и, судя по жадному взгляду, жаждала подробностей.
— Мой вам совет, генерал Доминго, — сказал дон Хименес, чуть наклоняясь к Хоэлю, словно чтобы посекретничать, но даже не потрудился понизить голос: — бегите-ка вы от прекрасной донны дель Астра со всех ног. Вся ваша везучесть может закончиться здесь, — он указал пальцем на дом Катарины, — все знают, что с этой вдовушкой нечисто. И то, что некоторые называют нелепыми случайностями — на самом деле вовсе не случайности
— А что же? — спросил Хоэль сдержанно, постепенно наливаясь злобой. Намеки бесили сильнее, чем нравоучения и сплетни. Будь Хименес понаблюдательнее, он замолчал бы, но ему не терпелось рассказать о своих догадках очередной жертве черной вдовы.
— Не случайности, а самые настоящие убийства, — с удовольствием закончил дон Хименес. — Уже полгорода говорит об этом, только шепотом, потому что дель Астра всем готовы заткнуть рты. Кому деньгами, а кому и кинжалами. Между нами говоря, вы попали в разбойничье логово, — он многозначительно прищелкнул языком. — И главарь там — весьма привлекателен, и с виду так невинен. Донна Катарина умеет притвориться благонравной, но я-то знаю
Что знал дон Хименес, так и осталось тайной, потому что в следующее мгновение Хоэль ударил его лбом в лоб.
Раздался глухой стук, дон Хименес всхлипнул и рухнул на цветочную клумбу, как подкошенный.
Донна Инес пронзительно завизжала, а с той стороны улицы уже бежали на помощь горожане, наблюдавшие за разговором издали. Хоэль еле сдержался, чтобы не плюнуть на сплетника, который слабо застонал, приходя в себя, и начиная ворочаться среди роз.
— Боже! Вы вы ударили его!.. — донна Инес схватилась ладонями за свои пухлые щеки, отчего ее пунцовый рот превратился в некое подобие цифры «восемь».
— Просто неловко дернулся, — проворчал Хоэль. — Беседа была долгой и утомительной, а я еще не совсем окреп, — он повернулся, чтобы уйти, и столкнулся лицом к лицу с женой.
Катарина стояла шагах в пяти от него, уже не в синем утреннем халате, а в глухом черном вдовьем платье. Черная кружевная наколка крепилась черным же гребнем к рыжим волосам, теперь уложенным в гладкую прическу — прядочка к прядочке, и вся донна была — благопристойность, чопорность и благородное негодование. Хоэль сразу прикинул — слышала ли жена что-нибудь из сказанного врунишкой и сплетником. Но первые же ее слова уверили, что Катарине не было известно, из-за чего все произошло.
— Зачем вы ударили доброго дона Хименеса? — спросила она строго.
— Признаться, ненавижу врунов, — сказал Хоэль небрежно и пошел, прихрамывая, к дому. Катарина, конечно же, увязалась за ним, даже не оглянувшись на стонущего «доброго дона». — Он с такой наглостью врал мне прямо в глаза, что воевал при Эль-Фуэнте, что я не сдержался.
— Вы ударили его только за это? — холодно спросила она, но глаза гневно сверкали — красивые, карие глаза. Темные, но прозрачные, словно полные танцующей золотой пыли.
— Вы удивитесь, но многих в этой жизни бьют и за меньшее, — философски ответил Хоэль, переводя взгляд с личика жены на гравий под ногами. Так ему было спокойнее. Потому что миловидная мордашечка донны могла смутить кого угодно, несмотря на то, что выражала сейчас недовольство.
— Бьют! — не сдержалась Катарина. — Но только животные, а не благородные кабальеро!
— Но вы же знаете, что я вовсе не такой, — насмешливо сказал Хоэль.
— Своими поступками вы будто пытаетесь убедить меня в этом. Знаете ли вы, — она сделала шаг вперед, преграждая ему путь, — что сейчас сюда явится судебный капитан, да и судья тоже!
— С чего бы? — лениво спросил Хоэль, останавливаясь.
Катарина тоже остановилась, едва не сжимая кулаки. Она была ниже его ростом, но, хотя смотрела снизу вверх — все равно смотрела свысока.
— Дон Хименес обязательно подаст жалобу!
— Если слизняк, то подаст, — согласился Хоэль, щелчком сбивая с розового цветка жирную гусеницу.
— Да слушаете ли вы меня?! — воскликнула Катарина, проследив взглядом улетевшее на восемь шагов зеленое мохнатое тельце.
— Давайте-ка зайдем в дом, донья, — сказал Хоэль, обнимая ее за плечи, и она затрепыхалась под его рукой, пытаясь вырваться. — Не будем давать своей ссорой повод для новых сплетен, —
