— А что вас так удивило? Вы мне нравитесь, дом меня устраивает, городок тоже ничего, сойдет. Думаю, я здесь приживусь.
— Приживетесь? А вы спросили, устраиваете ли вы меня?
— А что спрашивать? — он надвинулся на нее, как скала.
Катарина сделала шаг назад, он — шаг вперед, и вот уже она оказалась притиснутой спиной к стене, а обойти мужа не было никакой возможности — он упер руки по обе стороны от лица Катарины и с удовольствием продолжал:
— Вы уже сказали свое слово, кошечка, когда уговаривали меня жениться на вас.
— Я?! Уговаривала?! — пискнула Катарина, пьянея от запаха мяты, исходящего от его волос, и от крепкого запаха его кожи, и от близости сильного мужского тела рядом с ее телом. — Я хотела вас спасти у меня долг!..
— Так или иначе, вы взяли меня в мужья, донья. И я намерен им остаться.
— Но я я против — прошептала Катарина, потому что он наклонился к ней очень уж близко.
— А мне кажется, что вы согласны, — сказал он и поцеловал ее в губы.
Это был невероятный поцелуй. Совсем не такой, что хранила Катарина в памяти. Тот был мимолетным, уже подернутым пеленой забвения, а этот он был словно из стихов Гарсиласо де ла Васо! Такой же горячий, такой же настойчивый!..
Если бы Хоэль не прижал ее к себе, она бы точно не удержалась на ногах. Но он прижимал, и очень крепко, и, похоже, не собирался отпускать.
И все же она увернулась и прижалась щекой к стене, судорожно дыша и закрыв глаза.
— Вы сердитесь? — спросил муж необыкновенно серьезным голосом, по-прежнему не отпуская ее из объятий.
— Да, сержусь.
— Резковато получилось, но ваша семейка — это что-то сродни вампирам.
— Не поэтому, — тихо ответила Катарина, — вы и правда были резки, но но, наверное, вы сказали вслух то, что я думала. Только поцеловали вы меня зря. Вам никто не давал на это разрешения. Отпустите.
Хоэль сразу же выполнил ее просьбу и даже поднял руки, показывая, что сдается.
— Тут посамовольничал, согласен — признал он.
— Прекрасно, что вы это понимаете, — сказала Катарина, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце.
— но ни о чем не жалею, — закончил ее невозможный муж.
— Впредь я запрещаю вам подобное без моего согласия.
— Идет — очень уж легко согласился он.
— Рада, что вы такой сговорчивый.
— но жить рядом с вами вы мне запретить не можете, — заявил он с самым невинным видом.
Катарине оставалось только покачать головой:
— Хоэль И все же меня мучает совесть
— Давайте-ка забудем о совести и обо всех, — перебил он ее. — На сегодняшний день. Идет?
Она посмотрела исподлобья, но потом улыбнулась.
— Хотите, я почитаю вам что-нибудь?.. — предложил Хоэль. — Из своих стихов?..
— Нет уж, избавьте! — воспротивилась Катарина. — Иначе я просто умру от смеха!
— Разве я недостаточно убедителен?! — изумился Хоэль.
Они направились в гостиную рука об руку, и Катарина решительно сказала:
— Читая стихи, вы так же убедительны, как дракон, решивший пропеть принцессе любовный мадригал. Прежде чем утащить ее в свою пещеру и съесть.
Хоэль промычал что-то непонятное, а потом скромно уточнил:
— Возможно, у дракона есть более приятные планы на принцессу?
Катарина взглянула на него с веселым изумлением:
— Это какие же?
— Ну, я мог бы объяснить
— Не надо! — она уже все поняла и опять покраснела.
— Как мне нравится, когда вы краснеете, — сразу замурлыкал Хоэль, и приобнял жену за талию. — Вы становитесь похожи на вишенку, донья. И я не отказался бы ее попробовать
— Эта вишенка созревала точно не для вас, — парировала Катарина, ударяя его веером по пальцам. — Я сама вам почитаю. И только попробуйте уснуть!
22.
Актеры выходят на сцену
Убежав в сад, Лусия спряталась в беседке и немного поплакала от обиды. Как могло случиться такое, что Катарина — с которой у них никогда не было тайн — так изменилась? Что такое она наблюдала сегодня? Почему ее подруга не сказала ни слова против этому чудовищу? Почему пошла наперекор донне Флоренсии?
Лусия всплакнула в кружевной платочек, потом выждала, пока слезы высохнут, и только тогда вышла из беседки.
По дорожке от калитки к дому шел дон Тадео, задумчиво глядя под ноги и сунув под мышку трость. Лучия следила за ним с замиранием сердца, не осмеливаясь окликнуть. Лицо молодого человека осунулось, и на нем лежала печать глубокого уныния.
«Катарина довела его», — подумала Лусия, чья душа заплакала от жалости и бессилия. Чем она могла помочь несчастному влюбленному, если не могла помочь даже себе
Дон Тадео поднял голову, увидел Лусию, и взгляд его прояснился. Сняв шляпу, он свернул от дома к беседке, чтобы поздороваться.
После обмена приветствиями и пары фраз о погоде, разговор как-то незаметно и очень быстро перешел к визиту донны Флоренсии.
Лусия и дон Тадео стояли на пороге беседки, опасаясь заходить внутрь, чтобы не быть понятыми превратно.
— Они ужасно повздорили, — рассказывала Лусия, поглаживая листья жимолости, обвившей деревянные столбики беседки. — Донна Флоренсия была вне себя, а это чудовище говорило ужасные вещи и ухмылялось
— А Катарина? — спросил дон Тадео и сразу поправился: — То есть донна Катарина?
— Сидела и молчала, как статуя, — вздохнула Лусия. — Но я уверена — она во всем была согласна с этим этим Донна Флоренсия прокляла его. Это в самом деле страшно.
Они погрузились в невеселое молчание, а потом дон Тадео задумчиво сказал:
— Между нами говоря, донна Флоренсия — настоящая ведьма — он тут же испуганно посмотрел на Лусию и принялся извиняться, но девушка только грустно улыбнулась.
— Не надо извиняться, дон Тадео, — сказала она мягко. — И я не испытываю особой любви к донне Флоренсии, у нее талант огорчать мою бедную
