Судья подумал и разрешил ей сопровождать преступника до виселицы.
— Зачем пришла? — вполголоса пенял жене Хоэль. — Не хочу, чтобы ты смотрела на это. Висельники — не самое приятное зрелище.
Катарина фыркнула.
— После уайверна меня ничем не испугаешь, — она попыталась улыбнуться, но улыбка получилась жалкой, а глаза наполнились слезами.
— В этот раз они так не орут, — заметил Хоэль, оглядывая толпу. — На прошлой казни я думал, они меня еще по дороге растерзают.
— Мало кто может похвалиться, что в его жизни было две казни, — попыталась пошутить Катарина.
Наверное, и в этот раз Хоэлю пришлось бы испытать праведный гнев толпы, но сейчас люди не выкрикивали проклятья и не бросались отбросами. Эта пара — герцог и герцогиня — была удивительно красива. Мало того, что красива, она была необычна. В чем проявлялась необычность, вряд ли можно было сказать точно, но каждый, кто явился поглазеть на казнь, вдруг отчетливо понял, что отныне жизнь в Тьерге снова станет обыденной. Не будет больше безумных поступков дона Хоэля Доминго, а донна Катарина едва ли спляшет фламенко или появится на балконе, чтобы посмотреть уличную пьесу.
Но дело было даже не в скандалах и их обсуждении. Всякий, кто видел сейчас супругов дель Астра, испытывал чувство сожаления и зависти. Потому что надо быть очень смелым, безрассудно смелым, чтобы жить так, как они — ярко, не оглядываясь на других. Жить со страстью, с огоньком, с любовью Конечно, мир не погибнет, если таких людей не станет, только если исчезнет красота, яркость и страсть, если исчезнет такая любовь — не превратится ли мир в безрадостную пустыню?..
Перед виселицей Катарину оттеснили от Хоэля — его ждали священник и палач, но она вырвалась из рук стражи и в последний раз обхватила мужа за шею и поцеловала, шепча слова любви.
— Все, иди, — шепнул ей Хоэль, — иди, Кошечка
Осужденный получил разрешение грехов и поцеловал крест и книгу. Потом его раздели, оставив в одной набедренной повязке. Подумав, палач забрал только одежду преступника, а золотую цепь протянул его жене. Но Катарина покачала головой, не желая принимать ее.
Она стояла в первом ряду, и сразу же рядом оказался дон Тадео.
— Не следовало бы вам находиться здесь, — сказал он тихо. — Пойдемте, Катарина.
— Нет, — она покачала головой точно так же, как когда отказывалась от золотой цепи, — я хочу видеть его до самой смерти. И хочу, чтобы он видел меня. Ведь кто знает, когда небеса уготовят нам встретиться.
Дон Тадео помолчал, а потом сказал невпопад:
— Лусия тоже хотела прийти. Но я запретил ей, и она послушалась.
Катарина не ответила. Меньше всего ей сейчас хотелось думать о Лусии.
Хоэль уже стоял под петлей. Палач развязал его, что-то сказал, Хоэль кивнул и завел руки за спину, а палач быстро спутал ему запястья. Хоэль нашел Катарину в толпе и подмигнул ей, как будто и не собирался умирать. В какой-то миг Катарина поверила, что сейчас Хоэль превратится в дракона и улетит, но палач уже проверял, легко ли скользит узел, а Хоэль по-прежнему оставался человеком.
Мимо Катарины, на секунду заслонив виселицу, прошел пилигрим. Несмотря на солнечное утро, он был закутан в темный плащ по самую макушку. Поравнявшись с женщиной, пилигрим приподнял капюшон. Перед глазами Катарины мелькнула крепкая смуглая рука с перстнем на безымянном пальце. Перстень был выполнен в виде камеи — на темном фоне два серебристых уайверна, вставших на хвосты.
Прежде, чем кто-то успел что-либо сообразить, пилигрим поднялся по ступеням на деревянный помост и протянул судье грамоту, свернутую трубкой. Судья принял ее недовольно, а рассмотрев печать изменился в лице.
Пробежав первые строки, судья вскинул руку:
— Остановите казнь! Этот человек помилован именем короля!
Катарина взлетела на помост, как будто у нее самой выросли серебристые крылья. Ей уже не было дела ни до таинственного пилигрима, ни до горожан Тьерги, зашумевших, как море, ей не было дела ни до дона Тадео, ни до Лусии. Бросившись на шею мужу, она, до этого не пролившая ни слезинки, теперь рыдала так, что едва держалась на ногах. Палач развязал помилованного, и Хоэль тут же обнял Катрину.
— Зачем теперь плакать? — зашептал он ей. — Эй, прекрати! Иначе я тут сам расплачусь. Видать, его величество хватил припадок доброты. Не ожидал, но ужасно доволен.
— А как я довольна! — всхлипнула Катарина.
Судья, которому не привелось повесить Хоэля во второй раз, скривился, словно съел кислую сливу.
— Почему не прибыл королевский посланник? — спросил он у пилигрима, все еще рассматривая печать, будто надеясь, что она окажется подделкой.
— Я сам хотел выполнить эту миссию, — ответил пилигрим. Говорил он тихо, но голос и речь, да и сами манеры выдавали истинного аристократа. — В конце концов, дон Хоэль Доминго — мой племянник, я боялся опоздать
— Племянник?! — судья так и подпрыгнул.
Катарина и Хоэль оглянулись одновременно.
— Вы что-то попутали, добрый дон, — сказал Хоэль добродушно. — Дяди у меня отродясь не было.
— Боюсь, теперь вы им обзавелись, — сказал пилигрим и снял капюшон.
— Кошечка, — протянул Хоэль задумчиво, — мне кажется, или он и в самом деле очень смахивает на меня?
— Скорее, ты на него, — сказала Катарина. — Вы ведь герцог Барселуш, если я не ошибаюсь?
— Жозе де Барселуш к вашим услугам, — ответил мужчина. У него, действительно, были такие же темные и непокорные волосы, как у Хоэля, серые глаза, нос с горбинкой, прямые брови и чуть выдающаяся вперед нижняя челюсть. Мужчина был гораздо старше Хоэля, но фигурой и статью не уступал и молодому человеку.
— Мой дядя — герцог? — переспросил Хоэль. — Вот так новость! А кто папаша? Наверняка, король? Вспомнил о грехах юности и решил меня спасти?
— Если честно, за вас было заплачено полновесным золотом,
