Я набросила на плечи теплую накидку, натянула полосатые гетры и замшевые сапоги с меховой опушкой — кто знает, каким долгим будет мое путешествие. Из провианта у меня было всего несколько лепешек, и я решила не рисковать и не заглядывать в кухню. У меня есть драгоценности, на них можно выменять еды в какой-нибудь деревне.
Лихорадочно сбрасывая в сумку все, что могло понадобиться мне в дороге, я прислушивалась — не раздадутся ли в коридоре шаги. Раскел мог отправиться проверять, насколько хорошо меня охраняют.
Но в замке Флёр царили покой и тишина. Я выскользнула из спальни, натягивая рукавицы, и заперла дверь снаружи.
Спускаясь по лестнице, я раздумывала — надо ли мне попытаться отыскать Рэндела? Если он — пленник этого замка, смогу ли я спасти его? Или не надо рисковать? Лучше сбежать, отправить прошение королю Альфреду…
Что-то блеснуло на ступеньке, отражая солнце, и я наклонилась, подбирая знакомую вещицу. Железное кольцо, которое я надевала на палец Рэнделу во время венчания, и которое он носил на цепочке вместе с моей пряжкой. Я отлично помнила, что после сражения с Нобаром Цепочка осталась целой… Пошарив взглядом по ступеням, я не нашла ни пряжки, ни цепочки. Мои худшие опасения, что Рэндел тоже оказался пленником, подтвердились. Если он в плену, то лучше бежать, чтобы хоть так попытаться ему помочь. Что я сделаю против отряда рыцарей и армии слуг в придачу?
Я помчалась вниз по ступеням, сжимая кольцо в ладони. Украсть лошадь, ехать на юг… Даже если дорогу уже перемело, я пробьюсь. Должна пробиться.
Из кухни доносились ленивые голоса поваров, и я пробежала мимо на цыпочках, затаив дыхание.
В конюшне тоже было пусто — просто удивительно, насколько нерасторопны слуги в этом замке. Пара светильников скупо освещала бревенчатые своды, но я только порадовалась полутьме. Из коней я выбрала Сэра Густава — он показался мне самым надежным. Скормив ему кусок хлеба, я мысленно попросила у Эрика прощения, и закинула на спину жеребцу попону и седло. Я наклонилась, чтобы затянуть подпруги, и услышала знакомое покашливание.
Медленно выпрямившись, я увидела сэра Раскела. Он стоял на пути между мною и выходом из конюшни, скрестив на груди руки, и взгляд его не предвещал ничего хорошего.
— Далеко собрались? — спросил он хмуро.
Я не ответила, покосившись по сторонам. Хоть что-то попалось бы под руку — хоть лопата, хоть вилы…
— И что вам всё неймется? — сэр Раскел достал из-за пояса деревянный свисток, поднося его к губам, но дунуть, призывая на помощь, не успел.
Раздался глухой стук, и рыцарь повалился ничком мне под ноги, выронив свисток и разбросав руки.
Но не успела я обрадоваться неожиданному избавлению, как кто-то пробежал вдоль стены конюшни, держась в тени. Я скорее почувствовала движение, чем увидела его, и прижалась спиной к боку Сэра Густава.
— Кто здесь? — спросила я дрогнувшим голосом.
Жеребец повернул ко мне морду, выпрашивая еще кусок хлеба, но я оттолкнула его, прислушиваясь и вертя головой в разные стороны. Снова чьи-то быстрые шаги… Или мне показалось?..
Надо ли посмотреть — жив Раскел или нет?..
Поколебавшись секунду, я решила, что старикан сам виноват, и заботиться о том, кто собирался отправить меня на смерть — это излишнее милосердие.
Встав на колено, я торопливо затягивала подпругу. Руки тряслись, и я оглядывалась через плечо, ожидая нападения, но всё было тихо, и лошади стояли спокойно. Может, кто-то помогает мне? Или это проснулись тайные силы дель Стрига?..
Сэр Густав всхрапнул и переступил копытами, я наконец-то справилась с подпругой, и тут получила сильный удар в основание шеи, под затылок. В голове что-то щелкнуло, и точно так же, как сэр Раскел, я рухнула ничком, провалившись в темноту.
Наверное, я спала, потому что мне снился сон — дурной, тяжелый. Опять я бежала по лесу, в темноте, натыкаясь на деревья, и серый туман наползал с болот, затягивая меня сначала до колен, потом до пояса, поднимаясь по грудь и, наконец, окутывая лицо. Было тяжело дышать, и туман вязнул на зубах, как смола. Я пыталась выплюнуть его, но легче было выплюнуть собственный язык.
Дернув головой, чтобы выбраться из этого душного облака, я открыла глаза. Было темно, как в бочке, душно, и рот у меня был заткнут тряпкой и перетянут, для верности, тканевым бинтом.
Я пошевелилась и обнаружила, что связана по рукам и ногам, причем руки связали за спиной, и мне только и осталось, что мотать головой, пытаясь сбросить что-то тяжелое и мягкое, упавшее на лицо.
Извиваясь, как угорь, которого пришпилили к кухонному столу ножом под жабры, я смогла сбросить с себя теплое покрывало, оказавшееся меховым плащом. Но когда сбросила, тут же об этом пожалела, потому что обнаружилось, что я лежу на куче лапника, в какой-то пещере, и пронизывающий ветер задувает прямо по ногам.
В голове было тяжело и больно, страшно хотелось пить, язык как будто распух, и ему было тесно во рту, а тело затекло и ныло каждой частичкой. Я замычала, призывая на помощь хоть кого-нибудь, но никто не отозвался, а вместе с ветром в пещеру начало пробрасывать снегом — редким, колючим.
Пытаясь ослабить путы, я совсем выбилась из сил. Затихнув, я от отчаяния пустила слезу — кто и зачем притащил меня сюда? И что меня ожидает? Неужели я так и умру здесь, в каком-то сыром гроте, от жажды? Хотя, скорее умру от холода. Окоченею, покроюсь льдом и оттаю лишь по весне…
Измучившись от боли и от мыслей, я опять провалилась в забытье. Мне виделись розовые изгороди в Санлисе. Был май, и солнце жарко лило свои лучи на землю. Сон был так реален, что я заплакала, стараясь удержать его. Солнечные лучи согревали щеки, и даже кровь быстрее потекла по жилам.
— Не надо плакать, — услышала я незнакомый женский голос. — Береги силы.
Голос не был частью сна, и я с трудом разлепила веки. В сером свете я увидела склонившуюся надо мной фигуру. Это была женщина, закутанная в плащ. Капюшон не позволял разглядеть лицо, но руки ее излучали такое тепло, что когда она распутывала тугие узлы, стягивающие мои локти, припекало даже через одежду.
Женщина распустила бинт, перетянувший мне рот, и я тут же выплюнула тряпку, тяжело и быстро задышав. Какое счастье — дышать полной грудью!..
— Кто ты? — прохрипела я, пытаясь пошевелить затекшими руками.
— Пока это
