Рыжик как-то по-особенному на меня взглянул, с этаким веселым осуждением, на секунду обхватил лицо ладонями и тихо выдохнул:
— ТЫ… того стоишь.
И все это на глазах у публики, внимательно нас осматривающей, если не сказать — ощупывающей. А там ведь где-то мой родитель, и не только мой…
Однако ласки, столь нагло продемонстрированной всем желающим, я и не подумала устыдиться. И ответила на нее кротким, но больно уж красноречивым поцелуем, старательно игнорируя наигранные стоны Чара за спиной.
— Нашли время, — заключил принц, осознавая, что мы и не думаем изображать пристыженный вид.
— Проходи уже, бурчун, — весело изрекла я и добавила дурашливо-повелительным тоном: — Заодно и представишь нас родителям.
Ответил Чарчер не мне. Перевел взор притворно-изумленных глаз на огненноволосого хитреца и с этакой обреченностью осведомился у него:
— И как ты еще по струнке у нее не ходишь?
— Иди, давай, — улыбнулся Мир и добавил позволительно-лениво: — Должен же ты на что-то сгодиться.
Глаза принца и без того зеленые, да живые и вовсе округлились, что от наигранного возмущения, что от веселья, однако "приказ" он выполнил. Гордо расправив плечи, повел нас к трону, до которого уже вроде бы и недалеко было, но плотность толпы, желавшей очутиться перед правителем Рандии стопорила весь процесс. Оттого мы и поставили младшенького Сейхери вперед, дабы он своей венценостностью проложил курс аккурат к родителям.
ГЛАВА 17
Раздача "наград"
Пока приближались к цели я вовсе глаза разглядывала Чевиана Сейхери, по правую руку которого стоял наш ректор, а по левую кронпринц (на последнего глядеть хотелось в последнюю очередь, ибо я еще не успела оправиться от конфуза, произошедшего между стеллажами королевской библиотеки, куда меня затащил бессовестный Рыжик на правах жениха, изволившего соскучиться. И так он это умело демонстрировал, что появившийся неожиданно наследник даже книги от удивления выронил. Теплилась, правда, надежда, что он меня не узнает, но… Мельком взглянув в приветливо-располагающие лицо старшего братца Чара, сразу смекнула — этот не забыл точно) и супруга правителя — Илайяра в девичестве представляющая род Снежных Барсов.
Родители Чарчера предстали… Сложно описать словами, но флер одухотворенного величия витал над ними не зря. Он читался в мудрых, привыкших решать беспристрастно и справедливо глазах, угадывался в светлых ликах и уверенной постановке движений и буквально фонил силой от обоих. Не магической, нет, а именно душевной. К ней хотелось дотянуться и несмело притронуться, чтобы хоть немного лучше понять этакое чудо. А еще наш полукровка, за это время ставший мне родным, был просто невероятно похожим сразу и на обоих. И именно сей факт позволил расслабиться и отпустить волнение. Нечего здесь опасаться и точка.
Вдоволь налюбовавшись на правителя и его жену, перевела взор на остальных, собравшихся в ближнем круге.
— О, знакомые все лица, — промолвила тихонечко Демирину, отмечая, что Туз и Вулфин приехали раньше и уже заняли почетные места, дабы дождаться остальных спасителей Союза Пятигранной Короны.
"Лица", в прочем тоже давно нас заметили, правда взирали по-разному… Заведующий лечебницей, с прищуром, явно опасаясь при моем появлении, что работы у него прибавиться и рядом кому-нибудь обязательно поплохеет. А вот Осмас сиял до того ярко, что, спорю, даже звезды на небе удавятся от зависти. Ну да, за прошедшее время работник секретных служб так и не оставил попыток якобы "отбить" меня у жениха. И всячески, буквально на каждом шагу демонстрировал "серьезные намерения". В общем, как мог, развлекался за мой счет. Почему только за мой? А потому, что Феникс вместе страдать отказывался и на посягательства соперника взирал с ленивой снисходительностью сытой кошки, позволяющей мышке пробежаться рядом.
— Вы просто разбиваете мне сердце своим счастливым видом, — завел старую песню Фрейзен, стоило нам поравняться с ним и Северным Волком для короткого приветствия.
Рыжик хмыкнул и радостно ответил на рукопожатие, а я… Пыталась смолчать, правда пыталась. Но не в меру длинный язык и так в последнее время находился под строгим и, как ему кажется, чрезмерным контролем, потому сей орган решил взбунтовать, а то, что не вовремя — не его проблемы.
— Приложи подорожник, — мило улыбнувшись, посоветовала приятелю, пытаясь взглядом его стукнуть.
Не вышло. Заскучавший плат, буквально воодушевился этаким советом, и обернувшись к целителю просительно жалостливо вопросил:
— У тебя случаем с собой нет?
— Чего? — оборотень с ходу не вник в наши чудачества.
Однако Туз быстро это исправил:
— Так подорожника. К слову, Лианель, а куда приложить-то?
Ответила я остряку одними губами, поскольку подошли мы к правительственной чете непозволительно близко, и то, что я выдала доставшему меня Фрейзену, матери Чара лучше не знать. Иначе, боюсь, у столь влиятельной оборотницы может случиться культурный шок. Хотя… с тремя сыновьями, думаю, она и не такое слышала.
В следующий момент препирательства оказались пресечены на корню. Отец нашего венценосного друга дернул рукой, скрутил замысловатый пасс, отдаленно напомнивший жест весьма неприличный, и образовал барьер, служащий заслонкой для ушей посторонних. Это было настолько не по этикету, что даже я заворожено уставилась на Чевиана Сейхери, изволившего самоуправствовать на столь традиционном мероприятии. Нет, понятно, что кому, как ни ему. Но все-таки… А как же приличествующие знакомству речи? Раскланивания, расшаркивания и льстивые заверения счастья от встречи?
Нет, ну сие никуда не годится. Я так готовилась, а он…
А он просто, и вполне располагающе улыбнулся нам с Миром, а также замершему позади Эрику, и обнял сына, не пряча в глазах гордость за отпрыска и то, что дико скучал.
Наблюдая сию сцену, смекнула — барьер видимо не только звуконепроницаемый, однако и видимость слегка корректирует. Думаю, со стороны мы все выглядим немного иначе.
Под напором неприкрытой родительской любви я смутилась. И сделала сие преждевременно. Поскольку в следующий момент, и сама попала в объятья, да до того неожиданные, что впору стало сесть от изумления прямо на пол, если бы не жениховская ручка, послужившая подпоркойдля моей потерявшей всякую устойчивость спины.
Илайяра Сейхери очутилась рядом настолько стремительно, что я попросту и растеряться не успела. Обхватила мое лицо в своих ладонях, словно стремясь его изучить и запомнить до мелочей, а после крепко обняла, шепнув на ошеломленное не меньше, чем его хозяйка, ухо:
— Спасибо.
Сказать что-либо в ответ не вышло, и я под насмешливыми взорами жениха, Чара и его старшего братца только и смогла головой кивнуть, принимая благодарность. Ибо была она столь искренней и глубокой, что отказаться и мысли не возникло. Дальше почести перепали Эрику,
