– Если ему сказать нечего, то скажу я, – даже не думая извиняться за вторжение, заявила Морра. Она и Эрскен с Джаной встали по другую руку от Вероники. – Довольно с меня твоих безрассудных правил, Кассиан. Она обдурила меня, это правда, – кухарка чуть недовольно глянула на Веронику, – но в битве показала себя какая она есть. Если бы не Вероника, мы бы до твоего возвращения не выстояли. Она сражалась бесстрашно, готова была пожертвовать собой, а заодно и фениксом, любимым соузником, ради всех нас. – Шмыгнув носом, она посмотрела на Веронику сквозь навернувшиеся на глаза слезы. – Вероника была как пирейская королева: воплощенная слава на крыльях.
Щеки Вероники налились горячей краской: страх, гордость и чувство вины жгли ее изнутри. Она врала Морре в глаза, и все же та пришла поддержать ее.
Коммандера Кассиана рассказ о том, как Вероника сражалась верхом на Ксепире, нисколько не удивил. Должно быть, он уже был наслышан.
– Сильнее анимага, чем она, я еще не встречала, – с гордой улыбкой добавила Джана. В уголках глаз у нее залегли морщинки. – На горе́ не сыщется животного, которое устояло бы перед ней.
Она явно имела в виду Вихря. Вероника невольно улыбнулась Джане в ответ.
– А теперь, когда у нас есть это, – Эрскен мотнул головой в сторону сумки в углу комнаты, которую Вероника до этого момента даже не замечала, – я так понимаю, мы снова станем вербовать новобранцев?
– Да, – сдержанно согласился коммандер.
– Ну так почему бы не начать с нашей Вероники?
Сказал это Эрскен неловко – ему было непривычно произносить ее настоящее имя, – однако внимание привлекло слово «нашей». У Вероники перехватило дыхание.
– Вчерашняя атака означает войну, коммандер, – сказала Морра. – Время готовить войска, и на счету каждый боец.
– Особенно такой яростный и бесстрашный, как она, – добавил Эрскен.
Коммандер раскрыл рот. Его окружили со всех сторон, и когда в комнату бочком протиснулся Берик со словами: «Я не опоздал?» – он беспомощно вскинул руки.
Некоторое время, пока все ждали, затаив дыхание, он смотрел на собравшихся, а потом поник головой.
– Быть по сему, – раздраженно отмахнулся коммандер.
Приятнее слов Вероника в жизни не слышала.
* * *Той ночью сожгли останки павших.
С телами врагов уже разобрались, поэтому костры сложили только для друзей и союзников.
Большую часть прошедших двух дней собирали дрова, а облаченные в черное жрецы и последователи культа, до того помогавшие целительнице, отправляли последние обряды. Из близлежащих деревень пригласили родственников погибших. Они встали полукругом у ворот поселка – там, где раньше была полоса препятствий.
Некогда травянистая равнина превратилась в пустошь: опаленная, взрытая земля, – а запах дыма мешался с запахами свежих досок и краски. Разрушенное восстанавливали, хотя не все утраченное можно было вот так запросто заменить.
Ксо, красно-фиолетовое оперение которой поблекло в вечерних сумерках, уложили на костер последней. Эрскен воздал последние почести и вернулся к собравшимся. Положил руку на плечо Воробейке, которая до этого уложила к погибшим трупик Чирика.
Пришел и Сэв – его плечо все еще скрывала плотная повязка, – и Морра с помощниками, и Джана с конюхами, и Берик с наездниками. Эллиота тоже пустили – он встал позади всех, опустив голову, под присмотром двух стражников.
Вероника стояла в стороне, ощущая себя незваным гостем. Погибших она не знала, но помнила в лицо и по именам. Капитан Флинн не выжил, как не выжила и улыбчивая прачка, и подмастерье кузнеца. Один за другим они слились в размытое пятно, а Вероника жалела, что даже не пыталась познакомиться с ними поближе. Но такова природа жизни и потерь: времени никогда не хватает.
Жрец произнес речь, но Вероника почти не слушала. Ее больше занимал ветер: словно ласковые руки матери, он сдувал волосы со лба и шептал утешения.
Свои молитвы жрец закончил словами:
– …и да горит ясно их вечное пламя.
Все повторили за ним последние слова, и коммандер Кассиан опустил факел к костру. Подле отца, с мужественным и почтительным выражением на лице, стоял Тристан.
Пламя охватило сухие дрова, и мертвые наконец освободились – чтобы подняться на небо, где их души будут вечно сиять, словно свечи во тьме.
Перед глазами у Вероники поплыло, и костер превратился в пятно мерцающего пляшущего света. Бесполезно было сдерживать слезы, к тому же, пролив их, Вероника ощутила неожиданное облегчение.
Она плакала по Воробейке, потерявшей частичку себя, по Ксо, под которой горело достаточно костей, чтобы вернуть ее к жизни, но которая могла и не вернуться со звезд.
Она плакала по всем, кого знала и не знала. Даже по Вал, которая когда-то была ей сестрой и которую она потеряла навсегда. Оплакивала майору и то, что осталась без семьи, а прежняя оказалась и вовсе придуманной.
Ладошка Вероники исчезла в чужой – теплой, большой и сильной, – и она с удивлением обнаружила рядом Тристана. Тот вопросительно посмотрел на нее, и Вероника кивнула, утерев глаза свободной рукой: со мной, мол, все хорошо.
Тристан сжал ее руку, но отпускать не спешил и вместе с ней смотрел на костер.
В одних семьях человек рождается. Другими обзаводится позже.
* * *Вечером устроили пир. Коммандер Кассиан приказал оставить ремонт в крепости и в поселке, чтобы все собрались в трапезной: и рабочие, и стражники, и подмастерья. Казалось, снова празднуют солнцестояние: еда, напитки, музыка.
Когда все расселись, коммандер объявил, что Укротители пополняют ряды. Он не сказал, кого станут вербовать и в каком количестве, но уже самой новости хватило, чтобы поднять дух. Ни один наездник не погиб, но кто-то был ранен, да еще и двух самок потеряли, так что рады были любым добрым новостям.
О Веронике коммандер не обмолвился ни словом: ни о том, что она – новый рекрут, ни о том, что она, вообще-то, девушка. Может, решил: пусть сама во всем признается, – а может, боялся оттенить важность того, что теперь наездников станет больше.
Веронику посадили рядом с Моррой, которая, как ни странно, сидела за столом, а не работала на кухне ночь напролет. Поначалу Вероника смущалась, боялась оставаться наедине с кухаркой – вдруг та обернет ее ложь против нее же, хотя до этого вступилась за нее. Однако Морра не злилась, напротив, восхищалась, заявив, что сильнее Вероники может быть лишь один человек – Авалькира Эшфайр. Вероника неловко улыбнулась и сменила тему.
Покончив с похоронным обрядом, люди устремили взоры в будущее. Штурм наездники пережили, но их укрытие на горе Пирмонт – больше не тайна. В сердцах обитателей Гнезда кипела ненависть к империи, жажда отомстить за близких, за потери, а большая часть из них верила, что коммандер Кассиан – закостенелый политик и не отважится
