В трапезной почти никого не было, и Вероника не спеша съела теплую овсянку с медом. Морра уже вовсю суетилась, но нашла время подмигнуть Веронике и сунуть в руки яблочко.
Вероника кое-как выдавила улыбку и, накрепко запечатав разум, мысленно попрощалась с кухаркой.
* * *С первыми лучами солнца, как и приказал коммандер, Вероника явилась в Гнездо на службу.
Ей не терпелось увидеться с питомицей. Может, тогда появятся силы сделать то, что положено?
За самками присматривал местный анимаг по имени Эрскен. Они вместе с Бериком выросли в Петратеке, и он был опытным заводчиком охотничьих соколов, потому коммандер – не без помощи Берика – и нанял его.
Эрскен явно занимался не своим делом. Помрачнев, он честно признался Веронике, что в его обязанности входит кормежка и уборка в клетке. А еще каждый день он выпускал фениксов на прогулку, когда летали другие особи. Случку, как ее тут называли, устраивали раз в месяц, и, как видно, безуспешно – если не считать успехом одно-единственное яйцо, да и то, наверное, самка понесла еще на воле.
Крыши у Гнезда не было, и наверху, в нескольких сотнях футов от земли, виднелось синее небо, однако самые нижние уровни утопали в тени и прохладе. Сюда не проникало утреннее солнце.
Эрскен устроил Веронике обход, показал мастерские и кладовые, но она почти ничего не видела и не слышала. Думала только о Ксепире. Наконец они спустились по лестнице с галереи, огибающей круглый зал, и оказались во внутреннем дворике.
Перед ними раскинулся вольер.
Просторное и чистое, это место все же оставалось клеткой – высеченной прямо в толще камня. Прутья решетки закрывали ее с обеих сторон: с той, где она переходила в Гнездо, и сзади, откуда открывался вид на ущелье и крутые скалы. Рядом с первым вольером располагался второй, точно такой же, только темный и пустой – видимо, ждет еще самок, мрачно подумала Вероника. Пара загонов напоминала тюремные камеры.
Из темноты вольера донесся шорох. Внезапно, почувствовав близость хозяйки, Ксепира метнулась ее поприветствовать. В клетке было довольно высоко, фениксам хватало места, чтобы взлетать на стены и сидеть там в расселинах, а ширины – чтобы перелетать с одной стены на другую. Эрскен, удивленный таким теплым приветствием, улучил момент и наполнил поилки из стоявшей поблизости бочки.
При звуке льющейся воды показались и другие две самки. Правда, настроены они были куда настороженней. Та, что подлетела ближе, оказалась ненамного меньше самой Ксепиры; глаза у нее горели любопытством. Другая – крупнее; кончики ее пурпурных гребня и хвоста были практически черные, и она излучала только холод, ярость и ненависть. Отстранено посмотрев на Веронику, птица распушила перья, отчего показалась еще крупнее, а после вернулась в тень. Она явно была очень стара, но вот насколько – Веронике понять не удалось. Феникс накрепко запер свой разум.
Ксепира нетерпеливо просунула клюв в широкий промежуток между прутьями, и Вероника, убедившись, что Эрскен занят, нежно погладила питомцу. После всего, что произошло, Ксепира по-прежнему хотела быть рядом с ней, любила ее. Вероника принялась искать слова: попросить прощения, ободрить, – но поняла, что и без них обойдется. Ксепира и так все знала. В конце концов, они же связаны узами, и хотя потребуется время, чтобы укрепить этот мостик, сам он никуда не делся. Ксепира видела, что у Вероники на сердце.
Накопилось бесконечное множество вопросов: где питомица была, что случилось за время разлуки, – но Вероника решила, что это подождет. У них впереди вечность, чтобы наверстать упущенное.
Вероника провела пальцами по шелковистым перьям на шее Ксепиры. Нащупала крохотный шрам на плече – там, где накануне ее ранили. Рана была неглубокая, да и на фениксах все заживало быстро.
При виде живой и невредимой Ксепиры Вероника испытывала несказанное облегчение. Она даже ухватилась за прутья решетки, заставляя себя дышать медленно и глубоко. Все хорошо. С Ксепирой все хорошо. Если бы с ней что-то случилось, Вероника узнала бы, ощутила через узы, но убедиться воочию тоже надо.
Все прочее вдруг показалось несущественным. Вероника и Ксепира снова вместе, и это – самое главное.
И все же заключение под охрану сбивало феникса с толку: разум ее беспорядочно метался. То и дело всплывал образ Вал, и Вероника предположила, что поступки сестры не прошли для Ксепиры бесследно. В конце концов, она умерла. Интересно, осознавала ли она, что с ней произошло? С того дня минуло уже два месяца, и недели разлуки воздвигли стены между ними. Словно без хозяйки Ксепира не развивалась.
Закончив наполнять поилки, Эрскен выпрямился, и Вероника отошла от клетки. Эрскен объяснил, что фениксов выпускают полетать после завтрака и что их надо приманивать и отвлекать едой, пока на них надевают браслеты с намотанными на бухты цепями. Так они могли летать, не имея возможности покинуть Гнездо. Зато в неволе их прилично кормили: миски сушеных фруктов с молотыми орехами, щедро сдобренных медом, – примерно то же подавали сегодня на завтрак в трапезной. Голодный феникс питается чем угодно, но предпочитает все же сладкое.
С тяжелым сердцем смотрела Вероника, как Эрскен надевает птицам на лапы оковы. Как и металлическая сеть, с помощью которой вчера поймали Ксепиру, звенья цепей были смазаны смолой пирафлоры – дерева огнецвета, – защищавшей от фениксова огня. А еще из лепестков огнецвета, который за его ярко-красный цвет называли цветком феникса, готовили смертельный яд. Уж не им ли Вал отравила Ксепиру? В глуши Пирмонта, где растет все необходимое, его изготовить проще всего.
Майора, бывало, напевала одну песню, в которой говорилось про пирафлору. Весь текст Вероника не помнила, но, пока Эрскен разматывал цепь, отдельные строчки проскользнули у нее в голове:
…алый цвет в огонь одет, прах и костьсокроют свет,Пламя, жар и кровь побед, не восстанешьбольше, нет…Когда на лапе Ксепиры защелкнулся браслет, та в тревоге и смятении встала на дыбы. Цепочка громко зазвенела о прутья решетки. Вероника постаралась успокоить питомицу, одновременно сдерживая собственные чувства. Глаза жгли подступающие слезы, а в груди закипал гнев.
– Нужно время, чтобы привыкнуть, – подсказал Эрскен, видя боль и слезы Вероники. – И им, и тебе.
Не в силах отвести взгляд от Ксепиры, Вероника кивнула. Может, о ее питомице и хорошо позаботятся, не навредят, но это – не жизнь для феникса. В голове у Вероники неожиданно прояснилось. Есть два пути: рассказать всем правду – и будь что будет, или тайно бежать, выкрав Ксепиру. Вероника не могла решить, какой вариант страшнее. Сейчас ей казалось, что побег проще, а предстать перед Тристаном, Моррой и коммандером и признать, что лгала им в лицо и не один раз, – это пугало сильнее. Но, допустим, сбегут они… Что потом? Куда им податься?
А если она признается в обмане, наездники решат, что
