Она почти закончила уборку, когда дверь обсерватории со скрипом отворилась. Элизабет посмотрела вверх, ожидая увидеть Гертруду с очередным заданием, однако вместо этого заметила мимолетный проблеск золотистой мантии, сверкнувший в дверном проеме.
– Что вы хотели обсудить со мной, Заместительница?
Элизабет оцепенела от шока, услышав голос Эшкрофта, словно пол под ее ногами разверзся, и сама она погрузилась в ледяную воду. Девушка бросилась за пьедестал, прижимая швабру к груди. Спрятавшись там и застыв, она прислушивалась к шуршанию одеяния госпожи Уик, уповая лишь на то, чтобы та не привела Эшкрофта ни на метр ближе к ее укрытию. Без сомнений они оба считали, что комната была пуста.
Взгляд Элизабет упал на ведро с мыльной водой, стоявшее всего в нескольких шагах от нее, и девушку пробрала дрожь. Лишь бы Эшкрофт не взглянул в этом направлении…
– Всего несколько часов назад мы получили новости, – сказала госпожа Уик. – Я подумала, что вы одним из первых должны узнать о том, что в Великой библиотеке Фейруотера произошла диверсия.
Дыхание Элизабет остановилось. Повернувшись, она мельком взглянула сквозь сцепленные между собой кольца инструмента, стоящего на пьедестале. Собеседники остановилась в центре комнаты, где ряд зеркал отражал на кафель сконцентрированный пучок солнечного света. Эшкрофт стоял частично внутри него, свет прорезал полосу на его рукаве и отблескивал от какого-то предмета в руке. Это была декоративная трость, вершину которой украшала золотая голова грифона.
– Ох, моя дорогая, мне очень жаль, – сказал он. Несмотря на то, что голос звучал искренне, радость сияла в его разноцветных глазах. – Много ли жертв?
– Четыре хранителя и трое мирных жителей мертвы – отравлены миазмами малефикта. Наставница Флорентина выжила, однако получила серьезную травму головы. По последним данным, она не помнит никаких деталей случившегося.
Губы Эшкрофта изогнулись в довольной улыбке. Было ли это результатом удара или заклятия? Элизабет ощутила, как свело желудок. Если бы только госпожа Уик видела выражение его лица.
Пока двое продолжали беседовать, она вспомнила прошлый вечер с Катрин и Натаниэлем. К тому моменту они были почти уверены в том, что Эшкрофт не покидал Брассбридж во время нападений. Если он не владел каким-то никому не известным заклятием, – настолько мощным, что при помощи него смог бы переместиться почти через всю страну, – то он никак не мог бы претворить те атаки в жизнь лично. В особенности это касалось нападения на Феттеринг, во время которого он каждый день допрашивал Элизабет в своем кабинете: на его одежде отсутствовали следы дальней дороги. Натаниэль предположил, что канцлер заимел сообщника среди чародеев.
Наконец, Эшкрофт повернулся к выходу.
– Я сейчас же возвращаюсь в Магистериум, – произнес он. – Уверяю вас, мы подключим лучших магов к этому делу.
– Говоря откровенно, Канцлер, боюсь, даже ваши лучшие маги могут не справиться с этим заданием. Вплоть до настоящего времени лишь Великая библиотека Харроуса не подверглась атаке. Диверсант нанес удар даже по нам, избежав всяких последствий…
По телу Элизабет пробежала дрожь, когда Эшкрофт открыл дверь перед госпожой Уик. Безусловно, слухи об исчезновении Кодекса уже дошли до него. В тот момент, когда они отнесли его кражу к делу о саботаже Великих библиотек, все это стало частью одного расследования. Даст ли Духовенство доступ канцлеру к записям Королевской библиотеки и обратит ли он внимание в таком случае на недавно нанятую прислугу?
На полпути к выходу он остановился. Его пальцы задумчиво поглаживали золотую голову грифона. Канцлер повернулся, чтобы осмотреть обсерваторию своим алым глазом. Элизабет напряглась, когда его взгляд прошелся совсем рядом с ведром, однако он не заметил его. Внимание Эшкрофта было направлено на место, где она пряталась. Девушка сжалась в комок, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Даже после того, как секундой позже дверь с щелчком закрылась, она оставалась неподвижной еще добрых пару минут, прежде чем осмелилась выглянуть из своего укрытия.
Эшкрофт ушел. Она осталась одна.
В тот вечер в кабинете Натаниэля царила мрачная атмосфера. Он провел весь день в подготовке к Королевскому балу, но даже бабочки, нелепо хлопающие крыльями перед носом Элизабет, не смогли поднять ей настроение. За последние дни им казалось таким вероятным, что Эшкрофт вынужден был отложить свои планы и у них есть еще пара недель или даже месяцев, чтобы разоблачить его. Никто не знал, как реагировать на новости, которые принесла Элизабет. Ее столь болезненное решение покинуть Королевскую библиотеку вызвало сочувствие даже у Сайласа.
Она глубоко вздохнула. Пришло время признать очевидное.
– Не думаю, что Прендергаст расскажет хоть что-то о планах Эшкрофта. Он по-прежнему не доверяет мне. А если я – единственный человек, кто способен проникать внутрь Кодекса, мы не можем использовать его в качестве доказательства. У нас не осталось ничего.
Она посмотрела на их лица и увидела в них правду. Все трое верили всему, что Элизабет говорила, несмотря на то, что у нее не было ни единого доказательства существования Прендергаста. Для любого другого человека она была девчонкой, сбежавшей из сумасшедшего дома и сочинявшей байки о какой-то украденной книге. Они зашли в тупик. Мрачное молчание, усугубляемое стуком дождя по оконному стеклу, опустилось на кабинет.
Наконец Сайлас поднялся.
– Я принесу чай.
Каким-то образом это помогло. Элизабет любовно держала в ладонях парящую чашку, благодарная за тепло, которое расходилось изнутри до самых кончиков пальцев. Она одарила Натаниэля слабой улыбкой, когда он присел рядом у огня. Дождь еще сильнее забарабанил по окнам, ветер завывал в карнизах, и капли воды, стекая по каминной трубе, падали в огонь, издавая тихое шипение. В зеленом сиянии пламени глаза Натаниэля приобрели цвет бури, как та, что он вызвал в первый их день в городе. Чародей поколебался, прежде чем заговорить.
– Хотел, чтобы ты знала… в конце концов, если мы не сможем остановить Эшкрофта, я не брошу тебя. Я…
Он выглядел очень взволнованным, стоящим на пороге какого-то важного признания. Нервный импульс прошел сквозь нее, словно стрела, выпущенная из арбалета, с глухим стуком упавшая где-то в глубине живота.
– Я сделаю все, чтобы восстановить твою
