И вот, наконец, тот дуб. Обошла два раза. И сразу попала в ночь. В холодную ночь, пробирающую до костей. Степка окоченела в секунду. Губы покрылись коркой льда. Из последних сил добралась до избы. Самой настоящей, древней избы из почерневшего дерева, местами покрытой мхом. Из мутного окна падал свет, слабо освещая вытоптанную площадку. Женщина с усилием подняла руку и слабо ударила в окно. Силы покинули ее и она рухнула на колени. Упасть полностью ей не дали лохматые лапы, подхватившие в объятия. Затем пришла темнота.
Очнулась Степка от тепла. Сладкого, пряного, приникающего в рот, затекающего в горло, вынуждающего сделать глоток. Она глотнула, закашлялась и открыла глаза.
Так, она в каком-то доме. Белая печь, стол, стулья, сундук, как и в дедовой хате. На столе стоит керосиновая лампа. Память возвращается и женщина пытается встать, да вот только шелохнуться не получается.
— Сиди тихо! — скомандовал властный голос и руки вокруг ее талии сжались сильнее.
— М-мама… — пролепетала Степка.
— Нету дома, — хмыкнули возле уха. Рука на талии сместилась повыше и женщина осознала, что сидит на чьих-то коленях в одних лишь джинсах и бюстгальтере. Она закричала и начала вырываться изо всех сил.
— Перестань! — голос был строгим и усталым, — я не собираюсь делать зла! Тебя пометил медведь, я убираю яд! — и действительно женщина ощутила прикосновение горячей тряпки к своей шее.
— А п-прижиматься обязательно? — спросила она.
— Давай потом поговорим, хорошо? Обопрись о мою ладонь! — и ее бесцеремонно наклонили, распластав животом по огромной ручище. Волосы упали на лицо, закрыв все вокруг. На спину положили что-то горячее и сильно пахнущее. Степка закашлялась от запаха и ее немного приподняли.
— Потерпи! Недолго осталось!
Горячая, липкая и вонючая субстанция потекла вниз по спине, намочила джинсы. Степка вновь заерзала и ей показалось, уперлась ягодицами во что-то очень твердое. Раздался тот же смешок.
— Я же просил не ерзать! — сказали ей.
— Извините пожалуйста, что Вас возбуждаю! — завелась Степка, — но отпустите уже меня! — последнее прокричала. В ту же секунду сильные руки отпустили ее. Она рухнула на пол и больно ударилась. Выругалась. Села на чужом грязном полу. Перед собой увидела высокие черные сапоги, но когда начала поднимать взгляд, голова закружилась и темнота поглотила разум.
Очередное пробуждение. Лежит Степка на чем-то горячем. В голове шумело, как от перепоя. Воспоминания явили черную дыру без просветов. Пощупала вокруг. Все горячее. Постель, одеяло. Открыла глаза — тоже темнота! Она попыталась сесть, но рука, лежащая поперек груди не дала. «Ой… где я, кто это?»
— Спи! Завтра поговорим! — прошептали на ухо.
— Ш-ш-ш-т-о? — язык почему-то не слушался. И ко всему Степка поняла, что лежит абсолютно голая!
«Без позору рожи не износить»
В следующий раз Степанида пришла в себя утром. Яркий солнечный свет проникал в узкие окна избы сквозь разводы многолетней грязи. Женщина села, прижав к груди одеяло. Кажется чистое. Даже понюхала. Огляделась, пытаясь понять где это она. Вроде бы на печи… еще не остывшей. Рядом никого.
Память услужливо подсказала то, что лучше бы не вспоминать. Вчера она пришла в дом к незнакомому мужику, сгорая от страсти… к медведю! Потом ерзала у него на коленях и явственно чувствовала… стояк! А посреди ночи проснулась абсолютно голая, словно даже пьяная, в его объятиях. Все очевидно… она с этим кем-то переспала. Чьего лица не видела, имени не знает! Ну разве, что он лесник. Не-е-е-е, такого с ней даже в ранней молодости не случалось. «Позор, какой позор!»
Щеки горели огнем, а память любезно преподносила обрывки воспоминаний. Ее опоили чем-то сладким, затем намазали дурно-пахнущей смесью и… изнасиловали? Наверное… «Мамочки!» Она прислушалась к своему телу, пытаясь определить было или нет? Дискомфорта в определенных местах не ощущалось, но это ведь не обязательно… «Так, надо валить!»
Обернув одеяло вокруг себя, сползла с печи. Пол был грязным, пыльным, судя по всему здесь не убиралось с момента постройки избы. «Фу, заразу бы какую не подхватить!» Брезгливо поджав пальчики женщина принялась искать одежду. И очень удивилась, когда обнаружила ее аккуратно сложенной на табурете. Лифчик и трусики так вообще красиво лежали сверху, сложенные, словно в магазине. Представив, как мужские руки трогают ее белье, залилась краской с головы до ног. Почему-то расхотелось прикасаться к собственной одежде, но не идти ведь домой в одеяле?
Одевалась быстро, не с первого раза попадая в рукава. Под нос бурчала ругательства, угрожая Лукерье расправой, за то, что отправила ее к этому леснику.
Джинсы оказались чистыми, хотя она отчетливо помнила, как вчерашний мужик их чем-то испачкал. Даже понюхала. Ничего. Выстирал?
Нашла обувь, куртку и вылетела из избы, мечтая никого не встретить. Опасалась столкнуться лицом к лицу со своим позором. О чем говорить? А если он окажется грязным и беззубым? Как ей потом с этим жить? В общем сбежала, даже не заметив сидевшего мужчину в углу между печью и стеной.
Пока Степка одевалась, он с трудом удержал себя на месте, не позволяя вскочить, сжать в объятиях, зацеловать везде, не отпустить, запереть от всех. Нет, нельзя. Не сейчас. Испугается, не поймет. Пожирал глазами неожиданный стриптиз, боясь выдать себя даже дыханием. Когда женщина хлопнула дверью, он облегченно выдохнул. Вскочил на ноги, поднял упавшее одеяло, и зарылся в него лицом. Оно все еще хранило ее тепло и запах. Мужчина что-то прорычал и ударил кулаком по столу. Тот хрустнул и рассыпался на куски.
По дороге домой Степка изменила решение. Нет, не будет она ничего говорить Лукерье. Не сможет вслух признаться в том, что случилось. Нет, нет и нет! Забыть! Вырвать из памяти! Ворвалась в дом, хлопнула дверью.
— Егорыч! — позвала охоронника, — затопи, пожалуйста, баню!
— С удовольствием, барышня! — протянул Егорыч.
— Х-хозяюшка, ну как ты? — ласково начала Лукерья, стоило Степке сесть на табурет в кухне.
— Не знаю, Лукерья, но чувствую себя хорошо.
— Помог, значитсо, лесник.
— Видимо, помог, — сжала зубы.
— Как прошло?
— Не знаю. Была без сознания, — сжала кулаки.
— Ой! Да ты что?
— Да. И, Лукерья! — хрустнули костяшки.
— Ась, хозяюшка?
— Давай пока не будем об этом говорить! Что-то не хочется!
— Лады…
«У наших ворот всегда хоровод»
Но, видно, мало было Степаниде испытаний в тот день. Раздался стук в дверь.
— Проходной двор какой-то, да что вы все лезете и лезете ко мне? — простонала она и пошла открывать.
То, что по ту сторону
