Расстроившись окончательно, бегло ополоснулась и вышла в предбанник.
Долго сидела там, успокаиваясь. Почувствовала себя невероятно уставшей. За несколько дней она так нанервничалась, как никогда за всю жизнь.
То Николай с этой своей девицей. Потом табун мужиков, от которых ей завыть хотелось и в постель уволочь, хотя раньше подобными нападками не страдала. Потом медведь тот озабоченный, да еще лесник мутный. Устала она. Ох, как устала. Этот отказник неизвестный… Почему от его слов все внутри обрывается? Прямо капля последняя.
От мыслей разболелась голова. А может от того, что в баньке пересидела. Засобиралась женщина в дом. В этот раз полностью оделась, помня проказы ветра. И медленно побрела к дому.
На улице было хорошо. Легкий ветерок дискомфорта не причинял. Наоборот, остудил разгоряченное лицо. Степка вдохнула полной грудью воздушка свежего и закрыла за собой дверь.
— Лукерья, я спать! Конопатка! Проследи, будь добр, чтоб никто не приходил! Не желаю видеть, слышать, знать и вообще! Устала! Хорошо?
Раздался утвердительный стук в дверь.
— Хозяюшка, а покушать?
— Ничего не хочу, спасибо, Лукерья… Выпью таблетку и спать! — еле переставляя ноги, доплелась до дедовой опочивальни, переоделась в свою любимую пижаму, нашла в сумке таблетку и вышла в кухню за водой.
— И тебе спасибо, Егорыч, за баньку, — промямлила.
— Сталось чего? Хозяюшка? — голос Лукерьи был встревоженным.
— Ничего. Просто устала. Отосплюсь и все будет хорошо. Вот только бы женихи перестали ходить. Иначе завою! — она вымученно выдохнула.
— Спите, барышня! Все сделаем! Не потревожать! — уверил Егорыч.
— Спасибо вам!
«Думал, думал — жить нельзя, передумал — можно»
Спала Степанида почти двое суток. Охоронники переживали, к дыханию прислушивались. Но будить не отваживались.
Сны женщину тоже не беспокоили. Спала, как младенец. Видно подкосили события дней минувших силы основательно. Зато проснулась отдохнувшая.
За скромным завтраком из гречневой каши и чашки кофе Степанида принялась расспрашивать Лукерью.
— Расскажи мне про медведя, пожалуйста.
— Ну… Что сказать, оборотники они…
— Кто они? Медведи? Их много?
— Не ведаю я… много аль нет… Но есть. Медведи, волки… Лоси…
— Зайцы? — едва не подавилась Степка.
— Да не… каки зайцы? Токмо крупные зверищи!
— Чудно… оказывается еще и оборотни существуют. Бомба!
— Хозяюшка, много кого есть… — вздохнула Лукерья.
— Хорошо, так чего этому медведю понадобилось от меня?
— Вот тут непонятка, хозяюшка. Медведь, он кто? И зверь, и человек. А раз человек, то я разумею его тягу к тебе… Вот токмо не мог он приблизиться к тебе без твого дозволу!
— Как это?
— Оборотники заводят пару серед своих! Изредка серед людей. Дюже изредка. Казус в том, что зверь с человеком полюбятся, токмо ежели они пара истинная.
— Не поняла. Погоди, — Степка отложила ложку, — я типа его пара? Медведя этого? Который и человек и медведь одновременно? Еще один к моей великолепной семерке?
— Не ведаю я! Где ты его сдыбала-то?
— Как где? На поляне той, куда ты меня бегать отправила… — и призналась Степка обо всем. С самого начала, как услышала рев и про медвежонка маленького.
— Ох ты ж, былица-небылица! — ахнула охороннца, — не могёт такого быть!
— Хочешь сказать, я вру? — возмутила женщина, она тут ей душу открывает, а охоронница не верит?
— Не… не про то я… верю тебе… вот токмо, как такое могёт быть? Оборотнику нет ходу на Слагалию Поляну!
— Значит есть! А что, эта Поляна, только моя поляна? Личная?
— Твоя, да кажной Слагалицы! И того, кого она туда позовет, показав дороженьку!
— Я никого не звала!
— Надо помекать… — ответила Лукерья.
— А ежели того медведЯ еще бабка твоя прикликала? — высказал предположение Егорыч.
— Думаешь? — Степанида отхлебнула кофе, — бабуля ведь погибла давно… разве медведи столько живут?
— Оборотники поболе людей живуть, — ответила Лукерья, — да, видится мне, Егорыч прав! Другого не могёт быть!
— А зачем он бабке моей? Она вроде счастлива с дедом была?
— Ну уж точно не для постельных дел… а для чаво, не ведаю…
— А делать мне, что теперь?
— А чаво делать-то? Лесник, ясно дело, приворот убрал! Оборотники в его власти!
— И все, теперь медведь больше не придет на поляну? — поинтересовалась Степка.
— Не должон, не ведаю… А ты не побаяла с лесником про то?
— Не побаяла! — выкрикнула Степка.
— А чаво? — удивилась Лукерья.
— Когда я проснулась, никого не было! — сказала она полуправду, — я оделась и домой пошла.
— А ты чаво, одежу снимала? — от ее осуждающего выкрика Степка покраснела. «Блин, проболталась!»
— Я не снимала! Он снимал, когда я в обмороке была! — пришлось рассказать и про это, хоть и не планировала.
— Во дела… — изумилась Лукерья, — и лесник на тебя, значитсо, глаз имеить!
— А ты чаво изумилась-то? — хмыкнул Егорыч, — он, чай, тож мужик!
— Та мужик, но он жеж в летах! — стала спорить Лукерья, — абы знала, не отправила тебя к нему! Шож делать теперича? А ежели он испортил хозяюшку?
— Что значит «испортил»? Фу, слово какое! Я тебе что, табуретка? — возмутила Слагалица.
— Да все едино, како слово! Главно суть! Ежели он тебя… того… то все… прощай силушка! — почти причитала Лукерья. Степанида прониклась и тоже испугалась.
— Я не знаю… вроде не было ничего… но не уверена, — и снова покраснела, — а как проверить?
— Та не… лесник, он не такой! — вступился Егорыч, — не стал бы насильничать!
— А ты его знаешь? — спросила Степанида.
— Бабка твоя токмо хорошее про его баяла, мол толковый мужик, серьезный!
— Точно! И я припоминаю! — подключилась Лукерья, — говорила сам ребятенка растит!
— Ой, тогда он точно старый! Если у него сын моего возраста или старше! Тогда ему что, около пятидесяти пяти?
— Для лесника не старый! — возразила Лукерья, — самый сок! Ох, не помекала я, не помекала. Моя вина.
— А ежели он жоних? — предположил Егорыч, — скока их ужо получается?
— С отказником шесть. Так стоп! Лукерья, ты говорила отказник — не человек. Тогда он кто получается, водяник? Он от меня так улепетывал!
— Не, отказник же, вроде, страшилка.
— Ах, да… Тогда кто… лесник?
— А лесник хорош лицом! — возразил Егорыч, — он наведывался к нам, видaли.
— Ага, — подтвердила Лукерья, — хорош мужик! Статен, плечи ого-го! А ручища — подковы гни!
— Ну, я тогда ничего не понимаю и совершенно запуталась в женихах.
— Так, давай считать! Сосед — раз! Полицай — два! Именитый — три!
— Какой именитый? — не поняла Степка.
— Ну тот, с капиталами!
— А… Грозный…
— Водяник — четыре! Городовой — пять! Отказник неведомый — шесть! И, начебто, лесник — семь!
— Лесник под вопросом! — выкрикнула Степка, вот не хотелось ей в душе соглашаться с его кандидатурой.
— Так, начебто все жонихи обнаружились! — подвела итог Лукерья, — выбирай!
— Легко тебе сказать — выбирай! Как выбирать, если в их присутствии я мыслить адекватно не умею? Здесь трезвый разум нужен! Увидеть истинное лицо! А я… — она осеклась, подумав, что как раз о другой части тела всегда думает, стоит только им показаться, — хотя, я вот, что заметила… к соседу и участковому у меня тяги поменьше будет.
— А к которому поболее? — полюбопытствовала Лукерья.
— К медведю! — буркнула Степка и в которой раз
