Поднимается ветер, и я с трудом удерживаюсь, чтобы не дрожать, ведь солнце спускается все ниже, прямо на глаза. А Елена снова погружает руки в ледяную воду и даже не морщится.
– Дело было среди ночи, – настаиваю я. – Как они могут клясться, что разглядели что-то в полной темноте? Я не хочу с тобой спорить, но сама подумай – почему эти свидетели не объявились раньше? Вчера они кричали, что кто-то видел его рядом с домом Сесилии, но ни один и не заикнулся насчет вашего дома. А сегодня откуда ни возьмись берется еще одно воспоминание, более раннее? А как вообще отец Тайлера мог оказаться там за полночь? А теперь только и жди, что еще кто-то выскочит и будет кричать, что тоже видел, у окна Эмили – а на самом деле все они спокойно спали по своим домам.
Я жду, что Елена со мной согласится, поправит волосы, скажет что-нибудь по поводу Совета, о том, как все это странно, – жду чего-нибудь.
Она просто берет следующую вещь и начинает полоскать в воде.
Поднявшись, я отряхиваю листья с юбки. Пустая трата времени. Не знаю, где сейчас Елена, моя Елена, но точно не здесь.
– Где твой дедушка?
Она машет мокрой рукой куда-то в сторону дома.
– Я скоро вернусь. Обещаю.
И я разворачиваюсь, оставив подругу у ледяной речки.
* * *К дому Елены пристроена галерея, опоясывающая его с трех сторон. На углу, как раз там, где перила упираются в узкую деревянную колонну, спиной ко мне стоит человек.
Я подхожу к галерее, стараясь держаться прямее, расправляю плечи и поднимаю голову повыше. Странно и непривычно видеть мастера Мэтью не в центре событий, а просто в старом доме, где он прожил всю жизнь, еще до того, как его назначили в Совет. Я слышу шелест страниц и понимаю, что перед ним на перилах лежит книга. На плечи накинута темная шаль.
– Лекси Харрис, – говорит он, не оглядываясь. Голос у него низкий и сильный для такого старого человека. – Твой дядя подозревает, что ты по ночам ведешь свое расследование. Что же привело тебя сюда в дневное время? Пустые надежды на то, что найдешь улики? Уверяю тебя, я все осмотрел… – Он так и стоит ко мне спиной, переворачивая тонкую страницу. – Или ты здесь, чтобы обелить имя мальчика и убедить меня в том, что это не он? Боюсь, это не пойдет тебе на пользу.
У меня слегка подрагивают колени, но я только сглатываю и выше поднимаю голову.
– Я здесь, чтобы поговорить с вами, сэр.
Только теперь он, наконец, поворачивается, чтобы взглянуть на меня. В глазах мастера Мэтью всегда светится мягкость – свойство, не слишком типичное для членов Совета. Это, должно быть, оттого, что у него есть семья, дети, внуки. Такие вещи нас смягчают, шлифуют острые края.
Он опускает голову и сквозь очки окидывает меня взглядом – а я стою без плаща, стараясь не дрожать от холода и всего остального, что не имеет отношения к погоде.
– Ты очень похожа на своего отца, когда стоишь вот так. Как будто готова бросить вызов всему миру и решить все проблемы, главное – повыше поднять голову. – Я молчу, и тогда он продолжает: – Выдохни, Лекси, и перестань задерживать дыхание. Не так уж важно, прямо ли ты стоишь.
Он поднимает голову и жестом приглашает меня подняться. Я встаю рядом с ним. Небо на западе окрашивается красным и оранжевым, а мне в голову приходит только одна мысль – о пожаре.
– Мне нужна ваша помощь, мастер Мэ…
– Просто Мэтью.
– Мэтью, – повторяю я шепотом. – Мне нужно, чтобы вы рассказали мне историю.
Высоко подняв брови, он оборачивается ко мне. Закатное солнце заливает его морщины красным светом. Мне становится интересно, сколько же ему лет. Должно быть, не меньше восьмидесяти, но иногда он поворачивает голову так, что кажется на много лет моложе.
– Мне очень нужно, чтобы вы рассказали мне историю Ведьмы из Ближней. Самый конец.
В один неуловимый миг взгляд из заинтересованного становится настороженным. Я стараюсь не дрогнуть, не спасовать перед его холодными бледными глазами.
– Ту часть, где Совет утащил ее в пустошь и предал земле,… – Неужели это я говорю ему? – Мне правда очень важна именно эта часть…
Раздражение на его лице снова сменяется удивлением, но я не знаю, что его изумило больше – сама просьба или моя дерзость. Мой отец улыбнулся бы. А дядя Отто, наоборот, оставил бы от меня мокрое место, окажись он сейчас здесь.
– То, что я знаю, – всего лишь старая легенда и не более того, дитя, – в его голосе нет угрозы, но нет и доброты. Каждое слово обдумано и тщательно взвешено.
– Я считаю, что Ближняя Ведьма вернулась и это она уводит наших детей. Если я сумею найти место, где она похоронена, то, думаю, найду и их. Как же вы можете не помочь, если это единственный способ найти вашего внука? Повесив вину на чужого, Эдгара не вернуть. Что, если с ним расправятся, а дети по-прежнему будут пропадать? Что вы тогда будете делать? Даже если вы не верите, что это дело рук ведьмы, надо хвататься за любую возможность – а это намного реальнее, чем то, что есть у дяди и его помощников.
Я чувствую себя так, будто в легких закончился последний воздух.
После мучительно долгой паузы он заговаривает.
– Ближняя Ведьма мертва, дитя. Гоняться за призраками – неблагодарное дело.
– Но что, если…
– Она мертва. – Он с силой швыряет книгу об пол. – Уже несколько сот лет, как умерла. – Он смотрит на свои руки, на побелевшие пальцы, вцепившиеся в перила. – Ее давным-давно нет. Так давно, что все это уже превратилось в сказку. Так давно, что мне иногда кажется, что ее и вовсе не было.
– Но если есть хоть какой-нибудь шанс, – осмеливаюсь пискнуть я, – даже если это глупая фантазия. Фантазия лучше, чем ничего.
Я накрываю его руки своими – у нас обоих они холодные, потому что в небе гаснут последние лучи света. Мастер молча смотрит на мои пальцы.
– Моя сестренка, Рен, дружит с Эдгаром. Они почтит ровесники. Я не могу… – я крепче сжимаю его руки, – не могу сидеть сложа руки и ждать, пока и она пропадет. Пожалуйста, Мэтью, – я не замечаю, что плачу, пока слова не застревают в горле.
Мастер Мэтью не смотрит мне в глаза. Он уставился на небо, утратившее цвет, окрашивающее мир в разные оттенки серого.
– Пять холмов на восток, в маленьком леске, – слова звучат чуть
