— Ты точно сошел с ума! Какая передышка, когда он…
— Ну вот опять! Или то, что он по собственной дури ножом под ребра получил, делает его самим воплощением Лорда, а тебя привязывает цепями? Интересно, что он по этому поводу скажет?
— Он вообще сейчас ничего сказать не может!
— Девочка моя, иногда для того чтобы собственную жизнь не изуродовать, надо побыть и эгоистичной, и циничной, и не думать, как там люди посмотрят.
— Теперь понятно, почему ты так и не женился, — прошипела Сатор, сдергивая со спинки кресла свой грязный и изрядно мятый плащ.
— Да нет, не женился я потому, что как раз этого не понимал, — тихо ответил профессор.
Вот только сказал он это уже в спину племяннице и вряд ли она Лангера услышала. Впрочем, старик, наверное, не слишком-то и хотел, чтобы Ани слышала.
****
Хорошо дяде рассуждать, мол, надо думать о себе без оглядки на то, что люди скажут. Только как же тут на чужое мнение наплевать, если смотрят, оглядываются и наверняка за спиной перешептываются, будто она не на работу пришла, а что-то неприличное сделала? Даже старший подошел, поинтересовался удивленно, чего это она тут делает. А потом о здоровье Кайрена справился, но не просто так, а с эдаким намеком. Ну вроде того, что нормальной женщине сейчас бы стоило у постели больного бдеть, а не по вызовам скакать.
Но ведь каждому не объяснишь, что Лангер в этом-то уж точно прав: нечего ей у этой самой постели делать, да и не пускают к одру. А в коридоре бесцельно сидеть — людей нервировать. Только вот положено и хоть ты убейся. Общественное мнение оно такое, незыблемое, скидок ни на ситуацию, ни на здравый смысл не делающее.
Лишь сейчас Сатор и осознала, что в детали их с Нелдером романа не только подстанция просвещенна, но и все приемные отделения, ну а уж в больнице экстренной помощи о нем даже тараканы слышали и, конечно, имели по этому поводу собственную точку зрения.
Открытие, что ее, мягко говоря, осуждают, стало для Анет если не шоком, то ба-альшой неожиданностью. И критикуют-то не только за теперешнее «неправильное» поведение, а за роман вообще. «Захотела сикилявка мужика захороводить, вот и получила!» — это было еще не самое жесткое, что до ее ушей долетело. А понижать голос старались совсем немногие.
Оставалось лишь одно: подбородок повыше задрать, плечи расправить и принять вид, будто ее глухота поразила. Ну и делать свое дело. Хотя, конечно, это было совсем непросто. Время от времени Сатор едва сдерживалась, чтобы не начать рявкать и швырять все, что под руку попадется. Например, вынести нервозное елозанье, тяжкие вздохи и взгляды исподтишка собственного водителя оказалось тяжеловато.
— Вы мне хотите что-то сказать, господин Ретер? — в конце концов, не выдержала Сатор.
Лысый с рысиными ушами от неожиданности так амулет управления дернул, что ящер обиженно взревел.
— Действительно, я это… хотел, — смущенно заперхал в кулак водитель. — Того… Ты, дочка, как в следующий раз, когда к приемному-то покою подъедем, сбегай в хирургию, я обожду, а то и прикрою, если надобность будет.
— Зачем? — холодно поинтересовалась у бокового стекла Анет — на Ретера она принципиально не смотрела.
— Так чтоб узнать, как он там и чего, — еще больше смутился лысый.
— Зачем? — упрямо повторила Сатор.
— Да что ты мне тут строишь? — ни с того ни с сего возмутился водитель. — Я что, не понимаю, что ли? Или не человек вовсе? Сама то, чай, вся заходишься. А как по-другому? Вон Кот-то о тебе как пекся.
— Кот?
— Ну… эта… — опять закашлялся водитель, — Кайрен который, в смысле, Нелдер. Его в госпитале Котом кликали, потому как… В общем, Кот да Кот.
— И как же он пекся?
Ани не просто посмотрела, а развернулась к водителю.
— Да так, было дело, — уклончиво покашлял Ретер.
— И давно вы его знаете?
— А то как же! Со времен того же госпиталя, чтоб его хаосовы твари сожрали. Он тогда… Ну, подлечил в общем. Потом-то уж встретились, когда меня вчистую списали. Запил я сильно, дочка, — шепотом, интимно так, поделился водитель. — Ну а чего? С молодости при ящерах, да в армии — ничего другого не умею, семьи не нажил. Ну а на гражданке никому не нужен оказался. Кот меня на СЭП-то и пристроил. Тоже брать не хотели, только под его слово и приняли. Доктор — он доктор и есть. Другой-то вроде и при халате и ученый, что твоя обезьяна, а медяка не стоит. Вот так-то. Ну а Кот-то — он настоящий.
— И вы ему, значит, благодарны? — спросила Сатор, снова уставившись в окно.
— А что я, не человек, что ли?
— Поэтому взялись за мной присматривать по его просьбе?
— Ну чего сразу присматривать! Так, просто…
— Вы нужный дом проехали, — ровно заметила Анет. — Нам в пятнадцатый.
Ржавая пила в груди, которая, было, притихла, снова завозилась, с ленцой и без энтузиазма, но безнадежно-упорно перепиливая нервы. Это было почти не больно и совсем не раздражало. Просто выть хотелось от этого пиления. А еще бежать — все равно куда, лишь бы хоть немного смахивало на осмысленные действия, на, как это не банально, помощь.
Вот только ничего осмысленнее бега, а еще метания, в голову не приходило.
* * *В таких квартирах Сатор приходилось бывать нечасто. Обстановка тут не то чтобы богатой была, но мебель основательная, серьезная, похожая на ту, что в доме аниных родителей стояла. Натертый паркет поблескивал медово, немного таинственно. А пахло тут мастикой, бумажной пылью и немного, едва уловимо кофе. Больше всего Анет рисунки поразили. Даже не рисунки, а наброски угольным карандашом, но уж больно их много оказалось, даже в прихожей висели. А изображения не очень-то друг от друга отличались, кругом жанровые сценки. Вот только изображены на них были не люди, а гоблины: гоблин-пастух, старая гоблинка за вязанием, купающиеся гоблинята и так далее, и так далее.
— Слава Лорду, вы, наконец, приехали, — трагично-озабоченно всплеснула руками довольно молодая, но какая-то умудоханная женщина. — У него опять температура поднялась!
— Разберемся, — кивнула Сатор и плечами невольно передернула.
Ее вдруг накрыло ощущение «уже было», вот только с чем оно связано, Ани так и не сообразила.
— Понимаете, — частила женщина, руки заламывая. — Нам никто ничего сказать не может. Он из больниц уже полгода не вылезает. Полгода, представляете? Лечат-лечат, а ему все хуже и хуже. Вот домой выписали, ничего не сказали, конечно, только я же понимаю зачем! Ну сделайте что-нибудь! У него опять температура!
— Больной где? — напомнила о цели своего визита Сатор, рассматривая рисунок с танцующей гоблинкой.
— Да, сюда, пожалуйста. Вы поймите, он же не просто какой-нибудь…
