И это вместо: «Не ваше дело!» — что, конечно, звучало бы гораздо грубее, но в разы уместнее.
— Просто у вас лицо такое, — неопределенно пожал плечами Саши, а какое у нее там лицо, уточнять не стал. — Предлагаю компромисс: я отправляюсь в постель и послушно выполняю все предписания, а вы мне скажите, о чем думаете. Точнее, сначала скажите, а потом отправлюсь. Такой вариант подходит?
— Зачем вам мои мысли?
— Потому что я хочу помочь.
— Чем вы можете помочь?
— Откуда же мне знать? — снова пожал плечами рыжий. — Расскажите, а там, может… Вы, конечно, имеете полное право оскорбиться, и это будет правильно, я слишком назойлив, да и, вероятно, не мое все это дело. Но мне действительно хочется вас хоть как-то отблагодарить. И помочь. Помочь, хочется, пожалуй, больше. Вот один очень мудрый старик сказал… А, впрочем, неважно, что он там сказал. Ну их вместе с мудростями.
— Старик, конечно, гоблином был?
— Конечно, — серьезно подтвердил Саши. — А я весь внимание.
— Ну как хотите, — ответила Ани не очень-то довольно, покосилась на его ноги и пошла по дорожке к белеющему за кустами корпусу. — Собственно, ни о чем таком я не думала, просто вспомнилось. У меня в детстве книжка была. Знаете, такая большая, с бархатной красной обложкой, на конфетную коробку похожа? Ну вот, в ней сказки, легенды, иллюстрации потрясающие. Я ее просто обожала. А одну историю терпеть не могла, совсем она мне не нравилась. Только бабушка всегда по порядку читала и эту не пропускала — воспитывала. Мол, в жизни случается не только приятное, но и полезное. Так о той сказке…
Ани сейчас на себя будто бы со стороны глядела, словно это не она рядом с совершенно незнакомым мужчиной шагала, и говорила не она, а какая-то другая Сатор. Не другая даже, но вторая, почти отдельная. «Великий лорд Солнце, что я несу? А, главное, зачем?» — думалось удивленно. А та, вторая Анет, трещала, как ни в чем не бывало.
— Дословно я ее, конечно, не помню, но смысл сводился к воину, путешествовавшему по свету и уничтожавшему чудовищ, которые воровали сокровища и держали в плену прекрасных девушек. Главное, что этому герою не было никакого дела ни до сокровищ, ни до дев. Отсек башку очередному юду — и вперед, к следующему. Мораль-то я понимала, да и бабушка мне все старательно растолковывала. По настоящему благородный человек должен думать не о собственном благе, а об общественном. Что жажда наживы и даже любовь — это глубоко вторично, главное, людей защитить. Но мне до слез того героя жалко было: ну вот кончатся чудовища. Всех порубит, а дальше что? Ну вот что он делать станет? Сокровища, понятно, к тому времени унесут, и девы его возвращения ждать вряд ли будут, а биться больше не с кем. — Ани подцепила мыском ботинка мокрый кленовый лист, попыталась подкинуть, но ничего не получилось — красно-бурая пятерня тяжело, тряпкой плюхнулась обратно на брусчатку. — Н-да, объяснила, — хмыкнула Сатор.
— Почему же? — совершенно серьезно отозвался Саши, — Мне кажется, я вас понял. Если позволите, собственный пример приведу. Вы знаете, что у гоблинов нет понятия «смысл жизни» в нашем, прошу прощения, понимании. Зато у них есть «внутренний смысл» и «внешний». Внешний — это вот то, о чем вы говорили: долг перед обществом, принятые нормы морали и все остальное. А внутренний — то, что сама личность считает для себя благом. И вот второе гораздо важнее, весомее первого.
— А если у личности появляется потребность резать ближних своих?
— Это ее право, — Саши едва заметно улыбнулся. Впрочем, Ани эта улыбка могла и примерещилась, — а у ближних есть право себя защитить. Потому один оказывается на копьях, другие в безопасности и все довольны — ничей внутренний смысл не был нарушен.
— Но ведь потребность-то первого осталась неудовлетворенной!
— Была пресечена попытка ее удовлетворить, а потребность осталась при владельце, на его мировоззрение никто не посягал и не судил и остракизму не подвергал, — гоблинолог со значением поднял палец вверх и улыбнулся по-настоящему, лукаво даже. — Еще один пример. Гоблины, как и люди и эльфы считают, что удел женщины семья, воспитание детей, быт, так сказать. Но большинство лекарей и, скажем, учителей… Они не совсем учителя, но да Лорд с ними. В общем, лечат и учат там дамы. Причем профессии редко передаются по наследству, девушка по собственной воле выбирает наставницу. Так вот, очень многие из них семей не заводят, и никто их не осуждает. Если их внутренний смысл в служении другим, простите за пафос, то они имеют полное право жить так, а не иначе.
— Ваши параллели не совсем параллельны, — ни с того ни с сего развеселилась Ани, — не смотря на мое желание «служить», детей с мужем я тоже хочу.
— Да? — несчастный гоблинолог аж споткнулся, встал, резко сдернув с носа очки. Взгляд у него стал абсолютно беззащитным, обиженным даже. Может так показалось потому, что ресницы у Саши были очень светлыми и глаза тоже — сразу и не поймешь, то ли серые, то ли голубые. А еще брови сложены эдаким домиком. — Простите великодушно за такую бестактность… Я на самом деле… Извините! Когда я залезаю на любимого конька, то совершенно перестаю соображать, да еще мое вечное занудство…
Ученый растерянно провел ладонью по волосам, еще больше растрепав вихор. Да и про очки он забыл — оправа угрожающе хрустнула.
— Вовсе вы не занудный, — Сатор подцепила гоблинолога под локоть, заставляя его вперед шагать. Все-таки холодно, наверное, бедолаге в тапочках-то. — Вы еще моего дядю не слушали. Вот где коньки вместе с занудством! И наденьте очки, а то споткнетесь — я вас не удержу.
— Простите, — пробормотал вконец смущенный Саши, краснея скулами, как юная гимназистка, и неловко, одной рукой, потому как вторая Анет оказалась занята, пытаясь очки нацепить. — Это смешно, в конце концов, — буркнул тихонько и сердито, приноравливаясь к шагам Сатор. — Еще раз прошу прощения, но я в самом деле удивлен. Просто такая решительная женщина…
— Я решительная? — тяжко поразилась Ани.
— Конечно, — Саши кивнул с такой убежденность, что едва опять свои очки не потерял. — Цельная, целеустремленная, даже жесткая, если нужно… В общем, такие дамы нынче…
— Такие неженственные нынче не в моде?
— Да при чем здесь это? Нет, я совсем другое имел в виду. И вовсе вы не неженственная. То есть, я хотел сказать…
— Успокойтесь, — Анет с трудом удержалась, чтобы не хихикнуть, кашлянула в ладонь, — я вас поняла.
— Вы надо мной смеетесь! — догадался гоблинолог, снова вставая.
— Немного, — призналась Сатор, понимая, что теперь уже ее щеки начинают краской наливаться. — Кажется, сейчас мне извиниться стоит.
— Я на самом деле смешной? — помолчав,
