Угрюмый не ответил; напрягшись, он смотрел на холмы. Вот тёмный отблеск мелькнул в воде, оторвавшись от Горы, и бобр привстал на задние лапки, вглядываясь в него со всё возрастающим напряжением.
— Змей! Сюда плывёт змей! Утонуть мне прямо на месте! — внезапно заверещал он. — Бегом в укрытие! Воины, сюда! Нападение! Нападение!
Бобры, конечно, не считались агрессивными животными; более того, миролюбивее их в этих диких краях, возможно, никого и не было. Но горе тому, кто посчитал спокойствие и доброжелательность признаком слабости! В момент самки были разбужены и вместе с детёнышами угнаны в безопасные места глубоко в лесу. Самые сильные бобры-самцы, за исключением нескольких молодых, отправленных с самками на тот случай, если схватка со змеем унесёт все жизни воинов, собрались на плотине. Ощерив зубастые пасти, напрягая лапы с немаленькими когтями, они наблюдали за приближавшейся полосой высокой волны — такую скорость развил взбешенный змей.
Под трубные громкие крики и визжание бобров Смауг ринулся вперёд, прямо на плотину — и, озадаченный, приостановился. Его особенный змеиный взгляд засёк намного меньше тепла, чем обычно. Сгрудившиеся на плотине животные были единственными бобрами, которые остались в их городе. Грозно зашипел, Смауг устремился вперёд, но бобры завизжали ещё сильней и, встав на задние лапки, замахали передними, демонстрируя отменные когти. Услышав недвусмысленные намёки убраться подобру-поздорову, змей совершенно обезумел от ярости. Уже давным-давно никто не осмеливался дать ему отпор. Никто и сейчас не посмел бы, если бы не бобёр с угрюмым голосом — Бард было его имя; он бегал взад и вперед по плотине и громким ворчанием подбадривал товарищей, готовый атаковать в любое мгновение.
Глаза Смауга разгорелись так ярко, что стали похожи на далёкие звёзды, только куда более крупные и зловещие. Шипя, змей бросился вперёд навстречу когтям и зубам, не помня себя от злобы, желая одного: сломать город, разорвать на части тех, кто, по его мнению, помогал презренным ворам и пещерным совам попасть в Гору. Кровь забрызгала во все стороны; всё вокруг поглотили дикие визги умирающих, бешеный шум потревоженной воды, рёв змея и треск, с которым ломались аккуратные бобровьи домики. Ещё и ещё кидался вперёд Смауг — и всё больше разрушений приносил он, всё сильнее раскрашивал воду в ярко-алый цвет смерти. Никакие когти, никакие укусы не могли остановить змея, не причиняли ему вреда больше, чем приставания каких-нибудь озёрных комаров.
Уцелевшие бобры прыгали в воды, пытались достать до змея сбоку, зайдя в тыл. Но всё было без толку. Смауг почти не обращал внимание на них, продолжая остервенело разрушать домики и плотину — так, чтобы на поверхности озера не осталось никаких следов.
"Уничтожить! Стереть из существования! — думал Смауг со злорадством. — Пусть бегут, как крысы. Пусть прячутся в лесах — наплевать, далеко не уйдут. Холод и традиции вернут их к воде. Славно будет поохотиться за ними, когда они вернутся, а то и так перемрут от ран и мороза!"
Давно он так не развлекался, как сейчас, устраивая травлю целого озёрного народа.
Но не все ещё защитники отправились к своим отцам, живущим на тёплых небесах. Среди разрушенных домиков засели выжившие. Вожаком их был Бард, тот самый бобёр угрюмым голосом и вечно хмурой мордой, которого приятели обвиняли в том, что он вечно предсказывает обвал деревьев и эпидемии среди детёнышей. Но при этом они прекрасно знали, что он зверь отважный и достойный. Дрался он со всей храбростью предков, так, что даже совиные стражи, вечные герои легенд, могли бы позавидовать. И вот почти все силы уже покинули его, оставив плавать на обломках веток. Он встряхнулся, разбрызгивая вокруг воняющую кровью воду, и оскалил зубы в последний раз.
Внезапно кое-что привлекло его внимание. Тёмное пятно под шеей старого змея. Бард заскользил по веткам, оттолкнулся лапами и поплыл, когда мощное тело Смауга проскользнуло мимо. Да, так и есть — под самой шеей не хватало одной чешуйки. Дело в том, что когти и зубы бобров просто не могли пробить отличную защиту змея — всё было нипочём железной чешуе, украшенной мелкими драгоценностями. Но зоркий глаз Барда нашёл уязвимость старого змея. Теперь осталось лишь подобраться ближе, на расстояние, которого хватит, чтобы нанести решающий удар.
— Всемогущий Беверли! — тихо взмолился он. — Я верен тебе и мнению твоему до последней минуты. Ты никогда ещё меня не подводил, всегда помогал, стоило лишь мне попросить тебя, великий, о милости. Наши отцы верили в тебя, а до них — их предки. Если ты в самом деле настолько неустрашим, как о тебе величают легенды, то помоги мне и сделай мои когти твёрже камня, острее зуба, быстрее ветра!
Смауг заметил вдруг его и издал ужасающий рык, от которого содрогнулись воды и помрачнело небо. Ринулся он вниз, чтобы поймать бобра, сжать в пасти так, что заскрипят кости. В тот миг, когда он снижался, лунный свет заиграл на его шее, засверкал разноцветными лучами на драгоценных камнях. Но одно место оставалось тёмным. Завизжал Бард, оттолкнулся мощными задними лапами от проплывавшего мимо бревна — и бросился, бросился навстречу оскаленной змеюке. Зубы его вонзились прямо в тёмное пятно на шее Смауга. Они вошли глубоко в нежную кожу, и пронзительно завопил змей, отвыкший за многие годы от боли. Затряс головой, и Бард не выдержал тряски, упал в воду. Ближайший бобёр тотчас подплыл к нему и вытащил из опасной зоны.
Корчась от боли, Смауг метался по озеру. Его хриплые крики оглашали окрестности, его хвост бешено взбивал воду в белёсую пену. Бобры схоронились среди камней на берегу; Бард тихо свистел носом, чувствуя боль в рассечённой лапе — Смауг успел ударить его хвостом.
Укус Барда не оказался смертельным. Вой и шипение стихли вместе с уплывшим змеем, но тот, определённо, остался жив, хоть и серьёзно ранен. Бобры потеряли больше: почти половина сильных самцов была перебита Смаугом, Бард ранен, город и плотина разрушены… Но три четверти его населения всё-таки остались живы. Опечаленные, замёрзшие, собрались они вместе на берегу озера. Самки прижимали к себе дрожащих детёнышей, молодые самцы, быстро сориентировавшись, бегали меж камней, сдирая с них клочки мха. Старые самки сгрудились вокруг раненых; обмакивали они мох в холодную воду озера и прижимали к кровоточащим ранам.
Бард сидел, поджав больную лапу. Он не мигая смотрел на далёкие очертания Горы.
— Змей обезумел, — негромко произнёс он, и причитания самок тотчас прекратились. Все взгляды остановились на нём, и он продолжил: — И безумец этот ещё жив. Мы должны найти
