Молчун так же понимал, что ночью нечто произошло. Но думал не о Шурике, а о Марусе. Почувствовав рядом тёплое женское тело, он ощутил, как старый скряга в штанах всколыхнулся. Десять процентов! Десять процентов. Цифра вспыхивала в мозгу при каждом шаге. Переворошив гору литературы, он искал объяснения своим болезням, связь между ними и, конечно же, способы лечения. Справочники лгали. Философия блуждала. Художественная литература сюсюкала. Головные боли и импотенция. Выход – десять процентов… Молчун прицепился к тросу первым. Возможно, если бы не был занят мыслями, обратил бы внимание, как страховочная верёвка подозрительно сильно раскачивается, словно кто-то только что переправился к ним с того берега. Слабое беспокойство: «Ветер?» тут же схлынуло, прогоняемое заботой об отряде. Балагур прицепил к страховке Ивана, помог обвязаться Марусе, делая это нарочито неуклюже, словно лапая. Молчун осмотрелся и, выдохнув, пустился в полёт над рекой. Потом он винил себя за поспешность. Надо было что-то сказать, предупредить. Пусть бы ждали.
Он не достиг и середины переправы, как все четверо оказались болтающимися над рекой. Если крепление ослабло, они полетят верх тормашками на пенящиеся валуны. С тросом что-то было не так. Оглядываясь на команду, натыкаясь в большинстве случаев на пустое, безразличное лицо Ивана, Молчун поздно сообразил, что сила инерции несёт его прямо в объятия огромного медведя. Косолапый облюбовал трос, как гусли, бил по нему лапой и скалясь внюхивался. Исполинский мячик головы одобрительно кивал приближающимся путникам. Сутулая спина разогнулась, и медведь поднялся на задние лапы. Прыгнул, подобно хромой лошади, старающейся преодолеть барьер, и повис на тросу всей тяжестью. Где-то шестым чувством Молчун видел, как выскальзывает из крепления клин.
Недовольный зверь замычал от боли, вгрызающейся в грудь, и забарахтался. Ещё немного таких его упражнений, и трос обвиснет, собрав путников в одном месте, посередине, откуда не будет пути ни вперёд, ни назад. Только вынужденно вниз.
– Он нас угробит! – рявкнул сзади Иван.
– Что там? – Марусе не было видно.
Молчун физически ощутил предстоящую встречу. Даже если трос выдержит, он ткнется ногами в землю в каких-то трёх шагах от мохнатого исполина. Медведь повернул рычащую морду и взмахом лапы предсказал итог скорого знакомства. Молчун выпустил очередь от живота – стрелять в таком положении, болтаясь в воздухе, можно только в детских видеоиграх. Но и промахнуться с такого расстояния дело непростое.
Медведь как-то хрипло залаял, заюлил, пытаясь зубами остановить зарывающиеся в мех укусы стальных пчел, потом вильнул, вломившись в кустарник.
В бешеном темпе, едва почувствовав под ногами почву, Молчун отстегнул карабин, путаясь в застежках, и кинулся к обвязанному тросом стволу. Отчаянно матерясь, плюхнулся следом Иван, его никто не поддерживал, а связанным точку опоры создать он не мог. Поэтому повалился лицом вниз, обдирая со щеки кожу. Молчун успел вовремя. Старательно заколоченный два дня назад клин, выскользнул из крепления. Ещё бы минутка, и не успевшие переправиться Маруся и Борис поупражнялись бы в плавании. Уперевшись спиной в ствол ели, а ногами в землю, Молчун тянул трос на себя, скрипя зубами от натуги. Беспокойно заныли мышцы спины. Маруся легко спрыгнула на берег, споткнулась об распростертого Ивана и тоже распласталась.
– Быстрее! – хрипел Генка.
Когда Борис отцепил пояс, он выпустил трос, который, прогнувшись, обвис. Не в состоянии согнуть пальцы, Молчун смотрел на ободранные грязные ладони. Всё. Переправы нет. Путь отрезан.
Маруся выполняла должность санитара. Присев на корточки, перевязывала пострадавшие руки, а Гена смотрел, как сосредоточенно морщится её лоб, на рыжую макушку и с удивлением чувствовал томное, тёплое желание.
– Мишку жалко, – хмыкнул, – подох поди?
– Что собственно произошло? – осведомился Балагур, поскольку он переправлялся последним, спины товарищей загородили зрелище. – Чем тебе медведь не понравился?
– Посмотрел бы на тебя на моём месте. Этакая мордень встречает.
– Обратно нам нельзя переправляться? А вновь натянуть – сил не хватит? – спросила Маруся.
Молчун покачал головой.
– И чего мы там забыли? Вертолёт разбился. Экипаж погиб, – Балагур копался в рюкзаке, проверяя: нет ли чего перекусить.
– Может Шурик ещё там? Не бросать же его! – осудила беспечность девушка и занялась щекой Ивана.
Командир морщился, когда рана, помазанная йодом, начала щипать.
– Что-то Иван Николаевич приумолк. Давно его приятный бас не раздавался, – Борис откопал кусок колбасы и, жмурясь, жевал.
– Пошли вы… – сплюнул Иван. – Своё получите.
– Попросишь укол поставить? – по всей видимости, Борей овладело мстительное чувство язвительности. – Или сразу всё до конца расскажешь?
– Чего ещё надо?
– Про бактериологическое оружие?
– Ничего я не скажу.
– Как дальше будем? – Маруся, вооруженная автоматом Ивана, что непривычно болтался за спиной, подняла рюкзак. – Сразу домой идём или на пасеку сначала?
– Без харчей далеко не уйдёшь, – сообщил Балагур, – да и кое-какие вещички там у меня остались. Жутко дорогой модемный усилитель тоже. Государственное имущество как-никак.
– Возможно Сашка там, – предположил Молчун, ему не терпелось освободить мочевой пузырь, поэтому он направился в кустарник, где ранее скрылся подстреленный медведь, ожидая неподалеку обнаружить труп зверя. Но мёртвого медведя не увидел. Только сломанные ветки, помятая трава и ни капли крови. Неужели промазал? Тут он допустил ещё одну ошибку. Занятый своими потребностями, а вернее – способом удовлетворения их при помощи негнущихся пальцев, не обратил внимания на маленькие пятна жёлтой слизи, почти неразличимые в траве.
Когда миновали то место на взгорье, где впервые встретились с плывущим медведем, Иван забеспокоился. Чувствовал он себя омерзительно. Зудящая рука прела в неперебинтованной повязке, запах гноя мешал и ужасал. Гангрена? Или похуже. Невозможно смириться с мыслью, что с твоей частью тела происходит нечто странное. Во время последней перевязки Ваня долго рассматривал покрытую волосками кисть с длинными ногтями и ноющими язвами, не понимая причин мутации. Ясное дело – с ним происходит что-то плохое, и это взвинчивало. Мало того, что засранцы вновь его провели, выпытывали секретную информацию, связали, не кормят, так ещё и терпи зуд и начинающуюся ломку. Ему нужен укол! Но дать ещё один шанс унизить себя он не собирался. Подождите, стоит только высвободить руки, и всё будет зер гут!
– Вот и Шурик! – обрадовался Балагур. – Уснул, бродяга! Умаялся.
Скрюченная патлатая фигура лежала на дороге, подогнув под себя руки с автоматом. В нелепой позе Молчун сразу угадал опасность. Ощущение дежавю прилепило язык к нёбу. Но такого он не
