На миг лицо Спортсмена пропадает, из-под него силится прорваться Иринка – она, видимо, что-то говорит, даже кричит, но Спортсмен вновь заволакивает её. Но это уже другое лицо, непривычно бледное, в трещинах и кровоподтёках. Он говорит:
– ОНИ ВЫКОПАЮТ ТВОЁ ЗОЛОТО!
И хохот, и блеск золота на зубах. Спортсмен вкладывает пальцы в рот, вырывает верхний мост – кровь бурыми ручейками течёт по десне, коронкам, пальцам – и протягивает его на раскрытой ладони:
– ВОЗЬМИ СВОЁ ЗОЛОТО, ЩЕНОК!
Сашка пытался закричать, но рука коснулась чего-то твердого и холодного. Он вздрогнул и проснулся. Ладонь покоилась на корпусе автомата. «Какой тупой сон», – раненой птицей забилась мысль, и виденные картины сразу поблёкли, замутнели и рассыпались. Он открыл глаза и обнаружил, что Балагур и Командир что-то копают под берёзой. Топор со ствола исчез. Куда? Как куда? Он же гнался за ним по туннелю! Нет. Хватит спать. Шурик прогнал вновь подступившую дремоту. Чего они там копают? Могилу? Да. Только наоборот: они откапывают могилу. Совсем свихнулись. Откровенно говоря, насыпь под берёзой совсем не напоминала Шурику место захоронения. И с чего Балагур решил?.. И вдруг ясная мысль настежь распахнула ворота в мозг. Они выкапывают не покойника, а КЛАД!
Конечно же! Разве может такая мелкая ямка быть могилой? Тот, что жил в шалаше, принёс сюда золото с вертолёта и зарыл под берёзой. Топор воткнул, чтобы не спутать место. Всё сходится. А ему не сказали! Всё хотят себе захапать?! Ну, так получайте!
Он схватил автомат, щёлкнул затвором, как учил Спортсмен, и прицелился в спину Бортовского. Пальцы скользнули к курку. Надо убить их! Убить, выкопать золото и смыться. Убить их!!! Убить! Но мысль показалась знакомой. Из сна.
– ВОЗЬМИ СВОЁ ЗОЛОТО, ЩЕНОК!
Что-то не так. Не то. Сутулая, угловатая спина Ивана представляла собой отличную мишень. Стоит только нажать на спуск, и Командир рухнет лицом в вырытую горку земли. А Балагур? Жалко дядечку. Ведь тот ему только что жизнь спас. Не дал задохнуться. Шурик вдруг ясно осознал, что добродушное лицо толстяка с лысиной не может быть мёртвым. И вообще, как можно убить человека? Тем более, двоих сразу? Он не убийца какой-нибудь! И что потом сказать Марусе, Спортсмену? А вдруг и они захотят взять золото себе? Тогда придётся и их? Ну, это уже слишком! Руки задрожали, автомат шлёпнулся в траву. «Это всё ублюдочный сон! Я не могу! Не понимаю, что делаю! Не могу убить человека!»
Командир обернулся:
– Проснулся, засранец? Ну иди, покопай…
И тут невдалеке раздались выстрелы и грохнул взрыв. С гомоном вылетели испуганные птицы. Лиственница затряслась, теряя иголки. Лес онемел от подобного кощунства. Застыл, встревоженный. Птицы унесли весть о взрыве на восток. Звук исчез вместе с эхом и птицами. Наступила тишина.
– Это что ещё такое? – вслушиваясь, встрепенулся Иван.
– Может, с нашими что? – приподнялся Балагур, сжимая в руках грязный топор.
– Чего они ещё там удумали?! – Командир с сожалением оглядел незавершенные раскопки и рявкнул. – Ну? Чего глаза таращите? Вперёд! К шалашу. Живо!
28
Жизнь – путешествие в женщину.Смерть – передышка в пути.С. Николаев– Уф! – Маруся опустилась на бревно и положила голову на плечо Спортсмену.
– Устала, рыженькая? – тот добродушно потряс её за плечи. – Курить будешь?
Они отбили ещё с километр у тайги. Это можно было назвать боем, поскольку деревья настолько сгрудились, что касались друг друга не только кронами, но и стволами. И без того тусклый солнечный свет едва просачивался сквозь кроны, как через мелкое сито. Сухостой и репей забавлялись с одеждой. Молчун, дымя сигаретой, лениво отдирал мелкие «собачки» и колючие, ежистые шарики с брюк. Бревно было старым и трухлявым, заросшее с севера мхом. Определить его наименование казалось невозможным, но Маруся, поковырявшись в коре, заявила, что это кедр. Никто с ней не спорил. Лишь Спортсмен буркнул:
– Бревно и есть – бревно. Главное, сидеть удобно.
– Нет здесь никого, – захныкала Маруся. – Сюда ещё ни один человек не забредал.
– Мы же забрели! – резонно заметил Спортсмен. – Всю жизнь мечтал открыть ещё неизведанное, девственное. И чтобы это назвали моим именем.
– Вот и открыл бревно, – хмыкнул Молчун. – Бревно Спортсмена? Звучит? Всё равно как: Спортсмен – бревно.
– В таком случае желаю тебе открыть дуб, – огрызнулся Спортсмен.
Помолчали, покурили, отдышались.
– Трогаемся дальше или повернём назад? – брезгливо откинув «собачки», поинтересовался Молчун.
– Давайте слегка поотлыниваем, – отдирая репейник с Марусиных джинсов, предложил Спортсмен.
Она отвечала ему тем же, то есть отдирала с его штанов, да так, что Молчун позавидовал.
– А это ещё что такое? – рука девушки скользнула по карману, нащупав там нечто круглое и твердое.
– Тут штука серьёзная! – с наигранным предостережением отреагировал Спортсмен и извлёк из кармана клубок промасленной тряпки, развернул и взвесил на ладони содержимое.
– Вот это да! – восхитился Молчун. – Нет слов!
– Граната? – осторожно рассматривая предмет, прошептала Маруся.
– Свеженькая. В маслице ещё.
– Где достал?
– Стырил у Командира.
– Как же тебя угораздило? – хохотнул Молчун.
– А когда кровати таскали. Мне его рюкзак попался под ноги. Ну я… пнул, соответственно. Она и выкатилась. Пошарил, а там ещё с дюжину будет.
– Зачем это ему?
– Нет. Почему он скрыл от нас, что взял с собой гранаты? А если бы я посильнее пнул?
– Может быть, и не скрывал. Потом сам расскажет?
– Ага. Дождёшься от него.
– Брать чужое нехорошо, – уморительно погрозила пальчиком Маруся, улыбаясь. Ей опять стало легко и просто. Хорошо, когда рядом Спортсмен! Она пыталась найти слово, чтобы выразить своё настроение, но на ум шло только «лучезарное», что было глупо и не по смыслу. Страх уходил, вернее – уступал место усталости. Как умиротворённый ребёнок спит, оставив хулиганские проделки. Но кто может поручиться, что через минуту он не проснётся и не зайдётся истерическим плачем…
– Я чужого не беру, – запихивая гранату обратно, ответил Спортсмен. – Всё нужно делить по-честному. Если нас шестеро, то и делить надо на шестерых и пищу, и оружие. А он, жмот, зажал. Я просто взял часть своей доли.
– Не боишься, что в штанах взорвётся? – подтрунивал Молчун.
– Не надо, – подыгрывая, с укоризной рассматривая Молчуна, как будто тот в самом деле мог быть причиной взрыва, хихикнула Маруся. – Он ведь тогда вообще… Командиру шею намылит. Да и делать ничего не сможет, – и погладила Спортсмена по тому месту, о котором говорили.
– А мы протез присобачим, – нашёлся Молчун, чем вызвал новые улыбки. – Чего смеетесь? У нас в Афгане был такой случай. Один пошёл по нужде за пригорок. А тут обстрел. Ему осколочком ровненько краешек и срезало. Зажал в кулак, кровь хлещет, бежит, орёт… Потом встретил. «Ничего, – говорит, – протез поставили». И ещё случай был…
Но, похоже, Спортсмен с Марусей его уже не слушали, занятые друг другом. Он что-то нашептывал ей на ушко, а она виновато косилась на Молчуна.
– Ладно, – тот поднялся, – пройдусь вдоль валежника. Посмотрю, что там, –
