– Будем говорить? Или в огонь к едрене фене?
Бортовский яростно забился. Сквозь боль и пелену он понимал, что вернулись старые добрые времена, когда он стал зависим от Отто, а тот опять открыл своё лицо и начал издеваться.
«Скажи им. Всё равно они все покойники», – требовал и успокаивал он.
– Что везли на вертолёте? – в упор спросил Молчун.
– Вмажешь в кулак, потом скажу.
– Как хочешь, – Молчун вновь поднёс шприц к пламени костра.
– Стой, придурок! Изобрёл он чего-то там!
– Конкретно?
– Блин, нафиг, засранцы! – Бортовский кусал губы, выплёвывая пену. – Экран защитный. Вставляешь капсулу в ракетоноситель, и по тому месту, где был нанесён удар на поражение.
Эта ерундовина все бактерии обезвреживать должна была, в себя всасывала.
– А потом? Как от неё избавляться?
– На совок и в мусоропровод! – захохотал Иван.
– Куда везли изобретение? Как оно называется? – подсел Балагур.
– Ребята, прекратите, – вмешалась Маруся.
– Потерпит. Он нас как телят использовал, теперь я с ним потолкую, – отрезал Молчун.
– ПБО-41, – тяжело дыша сипел Бортовский. – Противобактериологическое оружие. Только оно ещё и рентген впитывало, и инфракрасное, и ударную волну держало. На полигон везли. Насчёт ядерного проверить.
Балагур присвистнул:
– Так наш Пантелеев покруче Эйнштейна? Жаль, Нобелевскую не получит. Как это ему удалось?
– Не знаю. Вмажьте меня, а? Не могу больше.
– А чего ж тогда так везли, без охраны? – осведомился Молчун, подсаживаясь сзади со шприцом наизготовку. – Марусь, посвети!
– По-тихому хотели. Чтобы утечки не было. Информации. Дружба-торговля у нас теперь… с предполагаемым противником. А ну как спросят: что это у вас за сосредоточение военизированной техники в глухомани? Секретный объект? Секретов быть не может… Долго ещё?
– Терпи казак, атаманом будешь. Много везли?
– Половину. Семь килограммов. Академик предупреждал, что в таком количестве опасно, он вообще десятую часть хотел. Приказали побольше. Ядерный, всё-таки! Ах-га-ах! Хорошо!
Молчун выдернул иголку из вены на кулаке.
– Ну, теперь колись до конца, лейтенант, – Молчун хохотнул над двусмысленностью фразы. – Где вторая половина?
Иван расслабился, провёл языком по ссохшимся губам:
– В бункере осталась. Недалеко от метеостанции. Сгорело, должно быть. Чёрт с вами! Спасибо, полегчало. Дальше ушки на макушке держите, пока добрый. За проект отвечал Костенко, да дело размахнулось до… не скажу, сами знаете. Там засуетились, давай горячку пороть. А академик сомневался. Не готов был.
– И его штука могла сдержать ядерный взрыв? – Балагур спешно строчил в блокнот.
– Кто её знает? Он говорил – чем больше концентрация, тем больше возможностей. Поэтому и боялся в одну кучу сваливать. А по мне так – просто сопли в пробирках. Тем более, под конец у него что-то там не получалось. Козёл бородатый. То держится рентген, то не де-е-рже-ется. Он струсил. Объём полез уменьшать – и порядок.
– Что это вообще такое?
– Кто его знает! – зевнул успокоенный Иван. – Живые клетки, маленькие такие клеточки, но с ампутированными этими… на «х», короче. И вообще, отвалите. Дайте поспать, – он завалился на бок, и через минуту уже не реагировал на вопросы.
– Зря поторопились, – сетовал Молчун. – Придётся ждать, когда его опять приспичит.
– Вот тебе и потусторонняя нечисть, – веселился Борис. – Наука! Пантелеев сумел создать губку, преобразующую энергию из кинетической в потенциальную и, возможно, даже вывел обратный процесс. Мышеловка – хлоп, и всё вредное взаперти, хлоп – и выпустил если надо. Такого ещё не было. Поеду в Париж за Гонкуровской!
– Вы ему верите? Я, признаться, ничего не поняла.
– Я тоже, – развёл руками Молчун. – Но сдаётся мне, что семь килограммов этой губки валяется в тайге и, может, уже работает по принципу мышеловки? Судя по тому, что мы видели – от подобной дряни следует держаться подальше.
– Но в вертолёте ничего такого не было. Я там сколько просидела?
– А ты представляешь, что это такое? Как выглядит? Ладно. Утром ещё поговорим, – потирал ладони Борис. – Спать будем?
– Надо с дежурством разобраться. Шурик пусть хорька давит, всё одно пользы от него ни на грош. Давай полночи я, полночи – ты, – предложил Молчун.
– Меня в расчёт не берёте? – улыбнулась девушка. – Ложитесь. Я всё равно пока не хочу. Мысли спать не дают.
– Чтобы мы делали без женщин? – Балагур прилёг у костра, поёрзал, устраиваясь.
– Можно к тебе, Борис? – подсел Молчун. – Как бы мы с тобой ни держались диаметрально противоположных взглядов, а вместе ночью в лесу теплее.
– Браво! – зевнул Балагур. – Если ты такое смог выговорить, то переименовываю тебя в Разговорчивого.
– Давно пора! – заметила Маруся, положила автомат на колени.
– Потому что в санатории говорить было не о чем, – оправдывался Молчун, расположившись лицом к небу, руки за голову. – Как в кайф, что теперь есть с кем поговорить и поспорить. Прав был Боря, когда за дружбу выпить предлагал. В ней вся соль.
Прошло немного времени, и Маруся решила было, что мужчины уснули, но Молчун позвал её тихо.
– Чего? – шепнула в ответ.
– Если тут волк или медведь появится, пни его как Командира.
– Спи давай. Не отвлекай на посту, – засмеялась.
И ещё долго сидела, подкидывая ветки в огонь, думала о сегодняшнем дне. Как хорошо, что всё заканчивается. Завтра к вечеру должны выйти к посёлку. А там и в город. Борис напишет о них хорошую статью. Надавив на начальство, под неё станет возможным выбить жилье. Шурик иногда будет забегать, вспоминать совместные приключения и смеяться над своей неловкостью. Он же должен когда-нибудь повзрослеть? Она купит гараж, сменит работу. А Молчун? У него, наверное, свои планы. Маруся ощутила волнение, подумав, что когда отдежурит, её место займёт Балагур, а она ляжет рядом с Геной, сильным и тёплым. Жалко Толю. Глупая и нелепая смерть. Но сожалеть не надо, нельзя тревожить и бередить в себе мертвецов, иначе они действительно могут возвращаться. С одной стороны она хотела забыть произошедшее, как дурной сон, с другой – сожалела о предстоящем расставании с – сейчас вповалку спящими – мужчинами. Даже, как ни странно, с Командиром. Она думала, что он тупой и жестокий, а он всего лишь несчастный наркоман. Прохладная, неуютная ночь спустилась на её плечи. Они свою миссию выполнили. Пусть теперь наезжают учёные и остальная братия, и разыскивают свои семь кило удивительного вещества.
Зашевелился Шурик. Поднял голову. Уныло сел, потирая синяк на скуле, подхватил автомат и, поднявшись, поплёлся в кусты.
– Ты куда? – окликнула Маруся.
– Надо мне, – замялся он. – Сейчас вернусь.
Она кивнула и продолжала шевелить огонь. Возможно, слегка вздремнула, потом беспокойное ощущение заставило взбодриться. Посмотрела на спящих. Так и есть. Шурик не вернулся. «Подожду ещё минут двадцать и, если не появится, надо поднять тревогу», – решила и погрузилась в ожидание.
42
Пока я вслепую болтаю и пью,игруч и отыгрист,в душе моей спорят за душу моюХристос и Антихрист.Б. ЧичибабинШурик и не думал возвращаться. Его разбудил своими криками Командир. Потом Сашка
