Разговор с Ноттом абсолютно не клеился.
Возможно, у неё было совершенно не то настроение, а возможно, его присутствие напоминало ей о времени, когда Драко Малфой следил за ней из её же головы.
— Он недавно о тебе спрашивал, — нарушил неловкое и затянувшееся молчание Теодор. Гермиона не смогла даже притвориться, что не поняла, о ком он, — вилка тут же слишком громко ударилась о тарелку. Она благодарила всех богов и Мерлина в придачу за то, что ей удалось подавить дрожь в руках.
— Мне кажется, в прошлую нашу встречу я ясно дала понять, что не хочу о нём ничего знать, — достаточно холодно ответила Гермиона, обрадовавшись тому, что голос не выдал волнения, которое её охватило.
— Блейз сказал, что ему снятся сны с твоим участием.
Дыхание мгновенно перехватило. Мысли, заполнившие её разум, грозили бы ей истерикой, если бы она не сумела их тут же остановить. Если бы он узнал… Если бы он вспомнил… В словах Нотта определённо был подвох.
— Что это значит? — Гермиона подняла взгляд на внимательно наблюдающего за ней Нотта. — Если бы он видел меня во снах, он бы со мной уже связался, ведь так?
— Верно. — Нотт усмехнулся краешком губ и вновь вернулся к своей трапезе. — Ему снятся горячие сны с неизвестной девушкой.
Кровь прилила к её лицу, и Теодор усмехнулся шире.
— Кажется, я понял тебя. — Он отпил вина и принялся крутить в руках бокал. — Второе свидание меж нами невозможно не потому, что я тебя не интересую, как личность. И даже не потому, что я сам не горю желанием затащить тебя в постель когда-либо. Всё гораздо проще. — Гермиона сжала вилку так, что от напряжения побелели костяшки. Ей очень хотелось её воткнуть Нотту меж глаз. Или хотя бы в руку. За то, к чему он ведёт, за то, чего ещё не сказал, но… — Теперь мне понятно, почему ты закрылась ото всех. Странная реакция на потерю его памяти. У меня не укладывалось в голове — почему же ты так расстроилась из-за того, что он не помнит? Ведь, если бы между вами не вспыхнули, — тут он показал пальцами скобочки, — романтические чувства, то тебя бы это так не беспокоило, верно?
Зажмурившись, она дышала глубоко и медленно, пытаясь успокоиться. Ей, как и ничего не подозревающему Теодору, это было просто необходимо. Чтобы не уничтожить его. Чтобы вновь не начать уничтожать себя. Чтобы не расклеиться прямо здесь, посреди магловского ресторана. Чтобы вся та боль, запрятанная за семь замков, не прорвалась наружу и не грозилась потопить под собой её снова.
Нотт, явно ничего не заметивший, меж тем продолжал:
— Да, твоё поведение явно… выходило за рамки. И как я сразу не догадался…
— Бинго! — Гермиона заставила себя невесело рассмеяться, но вышло хриплое карканье вместо смеха. Теодор непонимающе на неё взглянул.
— Что, прости?
— Это магловская игра. Забудь. — И она вернула своё внимание уже остывшему ужину. Она хотела бы убраться отсюда подальше и не разговаривать с Ноттом больше никогда. И с Блейзом. И с Малфоем. Не видеть и не знать об их существовании. Как просто было бы забыть обо всём с ними связанном. Если бы Джинни была хороша в ментальной магии, возможно, Гермиона бы и попросила её об обливиэйте. Это был бы дар милосердия для её истерзанного сердца и воспалённого мозга.
— А я-то наивно предполагал, что ты переживаешь из-за расторжения помолвки с Уизли.
Гермиона могла бы простить Нотту многое. Его повторное появление в своей жизни. Приглашение на нелепое свидание. Даже препарирование её пребывания в проклятье, как и само напоминание об этом. Она могла бы всё это понять и простить, ведь он был явно обделён эмпатией, а ещё Драко Малфой был его другом, и Теодор, явно по-своему, о нём беспокоился. Возможно, он даже беспокоился о ней тоже — очень своеобразно и совсем капельку. Она могла бы простить всё это и даже то, что последует за этой специфической встречей. Невольно он напоминал ей о Малфое, ворошил плотно утрамбованные в дальних углах мысли, пытался растопить тот лёд, в который она сама заковала собственные чувства. Всё это можно было простить. Но не упоминание о Роне и семье Уизли.
— Хватит! — зло крикнула она, краем сознания отмечая, что никто из присутствующих в ресторане маглов не обратил на них никакого внимания. Видимо, Теодор позаботился о конфиденциальности и соответствующих чарах. — Теодор Нотт, — зло прошипела она, — ты понятия не имеешь, как именно это проклятье на мне отразилось. Твой заскорузлый мозг вряд ли способен оценить, что именно мне пришлось пережить за это время и не раз. И уж тем более тебе не понять, что из-за его влияния я лишилась всего. И даже большего.
Гермиона выскочила из ресторана, не позаботившись даже о собственном пальто. Она бежала в неизвестном направлении. Злые слёзы холодили щёки и мешали видеть дорогу перед собой, но она не собиралась останавливаться или оглядываться. Плотину спокойствия снесло лавиной, загнанной в глубину боли. Она бежала и плакала, плакала и бежала, пока не столкнулась с кем-то, кто стоял на её пути.
В то же мгновение она ощутила аромат своего пальто и чужие мужские руки на своей спине. Теодор с помощью аппарации обогнал её и позволил влететь в себя на всей скорости. Он устоял и даже поддержал Гермиону, когда она по инерции начала заваливаться назад, одновременно поскальзываясь на заснеженном тротуаре. Внезапное тепло подействовало расслабляюще.
Не было никого, кто мог бы её выслушать за это время. Она дистанцировалась ото всех, ни с кем не встречалась и уж тем более не виделась с теми, кто знал историю и мог бы спросить, «как она». Такой простой вопрос мог бы привести к непредсказуемым последствиям. Идя на встречу с Ноттом, она наивно надеялась, что выдержит. Наивно полагала, что одного предупреждения для Теодора будет достаточно. Она хотела, чтобы он понял и не говорил о нём. Но вместо того, чтобы поддерживать иллюзию свидания, пусть и паршивого, он прошёлся по всем её болевым точкам и теперь неловко её утешал посреди холодной улицы, обняв одной рукой, а второй неумело приглаживая взлохмаченные волосы.
Гермиона закусила собственную руку и завыла, зарываясь
