«Мой дорогой Альфред, на ханукии догорело все восемь свечей, как ты и просил. Я придерживалась чётких инструкций. Пишу, чтобы унять свою тоску по тебе и твою — по мне. Разлука всегда ослабляет умеренную любовь, и наоборот, усиливает действительно крепкую. Это как сильный ветер, что легко тушит горящую свечу и только сильнее раздувает костёр. Боюсь, что Ливерпуль ждёт та же судьба, что и Москву в 1812 году.
Знаешь, мой родной, я не столь бесстрашна как ты, и меня одолевают страхи, что единственная возможная встреча для нас состоится в слиянии частичек душ над Маргейтом. Не было и секунды времени за эти дни, чтобы я не искушала себя ослушаться и вступить в твою войну, потому что знаю, что нет в ней той стороны, которой можно было бы открыть спину и не получить в неё нож. Я очень надеюсь, что ты сумеешь увернуться, если это произойдёт, или позволишь искоренить угрозу мне. Знаешь ведь, говорят, что на войне все средства хороши. Мне больно от того, что я не могу платить эту цену вместе с тобой. Однако каким бы ни было твоё решение, я дождусь нашей встречи, потому что помню твоё обещание и готова дать своё в ответ. Я обещаю ступить с тобой на одну дорогу до самого конца. Когда всё закончится, я пойду за тебя замуж, подарю наследника и вообще всё, что пожелаешь. Только вернись живым.
А теперь я хочу, чтобы ты дочитал моё письмо, отложил его в сторону, а затем закрыл свои незабываемые небесно-голубые мудрые глаза, глубоко вдохнул, ощутил моё тёплое дыхание позади и то, как я кладу свою руку на твоё плечо. Я буду делать так каждый раз, когда тебе будет тяжело. Потому что мысли материальны, Альфред, и моя любовь к тебе учится обретать форму.
Береги себя.
Твоя Р.»
Чернила легли аккуратным каллиграфическим почерком на плотную дорогую бумагу, и Розалия оставила письмо подсыхать под лампой, тем временем подписывая конверт без указания обратного адреса. Послание это в итоге прошло длинный путь от Ливерпуля к Лондону. Сначала едва не сгорело при вооружённом нападении на железнодорожный состав, затем почти улетело по ветру в неизвестность из-за халатности почтовой службы, и в итоге Олли его дважды уронил, когда переносил с небольшой стопкой архивных документов в кабинет хозяина. Космос захотел так, чтобы письмо было доставлено, поэтому оно добралось до заветного стола и пережило ещё два дня и две ночи, прежде чем Алфи вернулся на винокурню, буквально на несколько минут, чтобы взять с собой бойцов. Он с несколькими ребятами ворвался в комнату, направляясь к шкафу, где ждала тяжких времён та самая трофейная винтовка, но взгляд его зацепился на одиноком конверте без указания обратного адреса, и это задержало его.
— Съебите, — нелестно указал путь из кабинета своим людям еврейский бандит и присел за стол, оставив рядом ружьё.
Пальцы прошлись по знакомому витиеватому почерку, которым был записан адрес доставки, будто Соломонс был слепым и пытался прочесть продавленные пером углубления на бумаге. А затем распечатал конверт и достал сложенный пополам лист со словами, которые будут толкать его пробивать путь к исполнению своего обещания вернуться за этой женщиной любыми способами. Эти способы не понравятся никому, даже самому Алфи. Глаза стали быстро бегать по строкам, губы трогала незаметная внешнему миру улыбка. Когда он дочитал письмо до сокращения подписи Розалии, листок был возвращён в конверт и заперт в верхнем ящике стола. Затем мужчина расслабленно откинулся на стуле назад, закрыл глаза, глубоко вдохнул, после чего представил, как Картер стоит сзади и поддерживает его. Он так хотел её рядом, что то ли сила мысли обманула рецепторы, то ли опиум, доза которого была увеличена из-за прогрессирующей болезни, но Алфи ощутил касание на своём плече и положил свою руку сверху, шумно выдыхая собравшийся и задержавшийся в лёгких воздух.
— Алфи?
Голос Шелби, который только заглянул в кабинет, вырвал еврея из грёз. Он пригладил свою бороду пальцами, увешенными грубыми золотыми перстнями, что никогда не знали полировки или чистки, затем подхватил оружие и поспешно последовал на выход.
— Иду, Том, иду.
Если описывать ситуацию с жадностью к словам, война с законом породила собой войны между бандитскими кланами. Новый комиссар успешно стравливал между собой своих врагов. Как долго продержится союз евреев и цыган против общих преград, не известно было никому. О выгодном предательстве время от времени подумывал как сам Алфи, так и Томас. Но срыв договорённостей можно было с огромной вероятностью спрогнозировать на период, когда останутся только они. До этого будут ломать стены в четыре плеча. Таков этот чёртов порядок в мире беззакония.
Розалия ежедневно спешила домой, чтобы заглянуть в почтовый ящик и раз за разом заставала либо пустоту, либо далеко не то, чего ожидала. Телефон сохранял молчание по договорённости. Звонки теперь отслеживались, о тайне личной жизни и банальном к ней уважении можно было забыть. И вот после очередной ночной смены, когда женщина решительным твёрдым шагом шла домой и в мыслях перебирала самые необходимые вещи, которые она положит в чемодан для поездки в Лондон, ей встретился почтальон и отдал письмо из столицы. Пыл её несколько угас, и читать женщина стала прямо в пути домой, не смотря ни под ноги, ни по сторонам, лишь по инерции двигаясь улочками к квартире. Кругловатый почерк, как у Шекспира, ложился на бумагу размашисто, требуя простора, поэтому на один лист всего не поместилось.
«Моя дорогая Розочка, тоску по тебе чернилами не утолишь, как ни пытайся, но в душе стало по-весеннему тепло, когда получил твоё письмо. И не вторая половина февраля тому виной, а твоя рука на моём плече.
Вот и возвратились мы к временам, когда я пишу тебе
