— Дай ей то, что она хочет, и она продаст нам всю полицию Англии. Всё закончится, все получат своё и у тебя будет в руках целый Лондон, Алфи, — Шелби пытался соблазнить еврея властью, но голова того думала в ином направлении и обрисовывала другие перспективы. — Целый Лондон и ни одного макаронника, потому что мы хорошо работаем вместе. Нужно всего лишь удовлетворить девку.
— Ебаный пиздец, Томми, — протянул Соломонс. — Это ебаный пиздец.
— А какой у нас выход? Соображай только быстрее, пока она ещё способна внятно разговаривать и произносить своё имя.
Шелби оставил еврея в размышлениях и сражении принципов со здравым умом. Алфи представил перед собой счастливую его видеть Розу и понимал, что поступи он так, как предлагает Том, он сам не сможет смотреть в её прекрасные изумрудные глаза. Но такая долгая разлука утомила больше, чем сам мужчина мог себе представить. Принципы стали меркнуть на фоне перспективы скорейшего завершения распрей с английским законом и возвращения ему любимой женщины. Как там она говорила? «На войне все средства хороши». Он решил, что сделает то, что необходимо и заберёт этот секрет с собой в могилу. Роза, возможно, не узнает о скверности его поступка, но могила всё равно ему понадобится скорее, чем хотелось. Соломонс заранее готовил себя к этому разговору, потому что его будущая супруга имела право знать, что любит обречённого человека.
Алфи переступил через себя и в тот же момент перестал чувствовать руку на своём плече. Он улыбался избалованной шлюшке, позволял виться вокруг себя, как ядовитой змее, а сам жаждал сломать ей шею каждый раз, когда она его касалась. В прикосновениях есть разные оттенки. Есть прикосновения, в которых можно ощутить поддержку, есть прикосновения страсти, ненависти, презрения, а есть прикосновения к людям, как к вещам — неживые прикосновения. Вирджиния касалась к Соломонсу, как к трофею. Эта связь не была нужна ни ему самому, ни девчонке. Ей хотелось получить что-то недоступное, доказать кому-то, что она получает всё, что пожелает, а так же попробовать для себя что-то новое и взбесить отца. Алфи хотел только покоя. Не так и много, но недоступно.
Барышня всё же дошла до кондиции и уснула просто у его ног на полу гостиной, крепко удерживая бутылку с выпивкой. После вечера их непродолжительного знакомства еврею сорвало башню и чтобы найти себе силы выполнить задачу, он поехал в Маргейт. Мужчина хотел просто напиться и уснуть в той самой постели, которую делил с Розалией, закапывая себя в чувстве вины и поливая сверху ромом. Напиваться он стал просто в дороге и поэтому не заметил, что за ним была организована слежка. Неосторожность привела к тому, что среди ночи Алфи пришлось забить до смерти лазутчика, что пытался взломать замок в хранилище, которое находилось в подвальном помещении под домом. Замок был кодовым и сам Соломонс не знал правильной комбинации, так как никогда не интересовался деньгами Розы, но имел несколько предположений. Одно из них оказалось верным. 011918 — дата, которую не забудешь, очень удобно. Когда перед ним со скрипом открылась тяжёлая металлическая дверь, еврей замер, отмечая про себя огромные размеры хранилища и количество в нём денег. Ему и не думалось, что такие средства можно было хранить в одном месте, тем более обладая таким незаурядным умом. И как можно было быть такой беспечной? Очевидно, что женщина попросту не знала, что делать с этими деньгами, не дорожила, они просто были. Ряд предположений привели к умозаключению, что хранилище было обнаружено шестёрками комиссара по его вине, поэтому Соломонс решил немедленно поделить деньги на части и перевезти из Маргейта по другим точкам, чтобы сохранить как можно больше. Разумеется, никаких планов на эти деньги Алфи не строил, еврейская сущность даже не заикнулась о том, чтобы нажиться с этих богатств. Если Роза хранила столько, значит, на то была необходимость и ни ему распоряжаться ценой её многолетних страданий, ни кому-то другому. Наличные вывозились из дома настолько быстро, насколько это было возможно, пока не наступило утро и у кого-то не открылись лишние глаза. По пути к Лондону в необременённой человеческим вниманием болотной местности на радость любителей поживиться падалью теперь разлагалось тело лазутчика. Час от часу не легче, а измерить время было в тот момент и нечем.
После нескольких продуктивных поездок, Алфи вернулся в поместье Шелби в Уорикшире взвинченным и потрёпанным. Дома еврей не был уже долгое время, так как к себе возвращаться было некогда и незачем, поэтому мужчина пользовался гостеприимством своего союзника и…друга? Можно было называть этого человека другом? Отнюдь, он был врагом. Но также Томми Шелби по определению являлся худшим врагом самому себе, а враг врага Алфи являлся ему другом, поэтому, да, Томми Шелби мог себе позволить так называться.
Соломонс задумчиво болтал в стакане джин и покуривал сигарету, когда его минуты покоя нарушили. Едва в без того душном воздухе запахло приторным парфюмом Вирджинии, мужчина поморщил нос, как делала это Роза, когда слышала запах табака. Девушка будто вчера не травила щедро свой организм всем, что попадалось под руку, и выглядела достаточно бодро или же еврей таки потерял счёт времени. Она присела на колени к Алфи, отобрала у него сигарету, продолжая её курить сама, и невинно закусила нижнюю губу.
— Мистер Соломонс, возьмите меня, — она обольстительно улыбнулась и обвила одной рукой шею мужчины, играя с прядями его волос на затылке.
— Куда тебя взять, дорогуша? Я собирался сходить в конюшню, поглядеть на то, чем так гордится Том. Можешь пойти
