— Этим займутся мои люди, а сейчас у нас есть дела важнее, — произнёс Алфи, пока Розалия медленно сгибала и разгибала одну ногу, когда чувствительность постепенно стала возвращаться к нижним конечностям. Мужчина опустил её на ноги, бережно поддерживая, затем приобнял за плечи и кивнул другу. — Я этого не забуду, Том.
— Ещё бы! — Воскликнул цыган, чиркая зажигалкой перед очередной сигаретой во рту. — Я тебе буду напоминать про пятнадцать процентов до конца жизни, если ты вдруг внезапно от большой любви амнезию заработаешь.
Картер звонко засмеялась первой, а заразительный смех уже следом подхватили и мужчины. Самое время было ступать дальше. Достопочтенный мистер Шелби вернул булавку в причёску невесты, она накрыла своё лицо фатой, отпуская Соломонса, и забираясь в ту же машину из которой так хотела выбраться последний час. Дверца захлопнулась. Время — их враг, время — их друг. Следующий шаг в их истории ждал своего свершения.
***
Широкая шахматная доска была наполовину пустой, когда мальчишка лет десяти пафосно пальцем толкнул чужого белого короля и расслабленно прислонился к спинке мягкого кресла, складывая руки на животе, довольно улыбаясь и демонстрируя на щеках симпатичные ямочки. Напротив послышался шумный вздох и мужчина, глаза которого уже тронул возраст, задумчиво пригладил длинные усы, просчитывая другие вероятности исхода партии и раздосадовано махнул рукой.
— Шах и мат, дядя Артур. Теперь расскажешь на весь Бирмингем, что десятилетний сосунок в который раз уделал тебя в шахматы, — голубоглазый мальчик цокнул языком и взял с тарелки ещё теплое печенье.
— Выражения, юноша! — Несколько отвлечённо послышался со стороны звонкий женский голосок.
— Извини, мам!
— Мы договаривались на щелбан, малой, — Артур покачал указательным пальцем и прищурил взгляд. — Ты меня тут не путай, с памятью хорошо ещё всё.
— Начнём с того, что на желание. А я его сменил в последний момент. Могу себе позволить.
— У отца научился хитрить, а? Эта еврейская семейка меня когда-то доведёт до белого каленья.
Мальчик только развёл руками и помотал головой, прежде чем старший Шелби потрепал мелкого умника по голове и усмехнулся. Розалия заполняла какие-то бумаги на экспорт алкоголя и с гордостью за сына широко улыбалась, не отвлекаясь от своего скучного, но необходимого занятия. Дверь в давно обновлённый кабинет «пекарни» отворилась и внутрь вошёл Алфи с небольшим чемоданчиком, который сразу же оставил возле кресла Артура, кивнув тому приветственно, но сдержанно, затем обратился к сыну без прелюдий.
— Уделал?
— Уделал, конечно. Теперь возьмёшь на скачки в пятницу?
— Ну, Уильям, уговор же был, значит, возьму.
Миссис Соломонс тихо посмеялась, закрывая главную книгу и убирая её в средний ящик массивного дубового стола, затем поставила локти на стол и ладонями подпёрла щёки, наблюдая за своим островком счастья и радости. Только вот Алфи исхудал за эти годы и постарел куда сильнее, чем должен был. Роза поддерживала его состояние стабильным, продлевала жизнь, как могла, спасала от боли, но болезнь брала верх. Прогнозировать конкретных дат Картер не бралась. Организм был сильным, и это радовало, однако они всё равно старались жить каждый день так, будто он был последним. Соломонс обошёл жену со спины и поцеловал ту в макушку, затем повернул кресло к себе и взял за руку, завлекая в скромные для его желаний объятия.
— Мы едем в Маргейт.
— Ура! — Уильям Соломонс радостно поднял руки вверх и провозгласил своё довольство от заявления отца, затем подорвался с места и побежал, чтобы, подпрыгивая, достать с вешалки своё пальто и поскорее одеться.
— У меня куча работы, Альфред. Какой Маргейт? Я ещё в Риджентс не была сегодня даже, а там меня ждут. А приедут партнёры из Франции, — возмутилась женщина, попытавшись прорваться обратно к рабочему месту, но у неё не получалось. — Ну, это же не серьёзно. Как мальчишка себя ведёшь!
— Похуй, Розочка, похуй, — еврей настойчиво, но мягко вытолкал тонкое тельце из-за стола и обратил внимание, что старший Шелби покинул помещение с причитающимся ему чемоданчиком, чтобы не тревожить идиллию своими цыганскими комментариями. — Подождут ещё денёк, неделю максимум. Мы давно там не были. Каждый день, как последний, помнишь? Мы клялись.
— Помню, конечно, — она тепло улыбнулась, погладив супруга по изуродованной шрамом щеке, взглянула на рабочий стол, вздохнула с лёгкой ноткой обречённости и утвердительно кивнула. — Только встречи отменю и всё.
Мальчик подбежал к родителям, влезая между ними, затем поднял свой не по годам умный взгляд на папу, затем на маму и снова на папу. Он задумчиво почесал щёку, как иногда это делал Алфи, а затем выдал что-то такое, что мог произнести только сын своего отца.
— А если мать в шахматы обыграю, научишь меня трубку курить, па?
— А не маловаты лёгкие для отцовской трубки? — Старший Соломонс хохотнул хрипло, затем пошёл снимать пальто для ошарашенной запросами сына женщины. — Может, тебе и бороду как у папки приклеить?
— Я усы хочу, как у мистера Шелби.
— Ты слышала? — Алфи повернулся к Розе, которая набрала номер телефона в свой восстановленный из пепла ресторан и, скрывая насмешку, серьёзно кивала. — Усы он хочет как у мистера Шелби, ага. А потом что? Машину мою угонишь и по девкам?
Мелкий умник получил отцовский подзатыльник медвежьей ладонью и веселья у него самую малость поубавилось. Уильям пригладил воротник пальто, натянул на уши шапку и смирно стал рядом с отцом, дожидаясь, пока единственная в их жизнях женщина отпросится у системы в небольшой отпуск. Мальчик потянулся к отцовской руке, несильно сжал его грубую ладонь и заговорил тихо, пока Роза была отвлечена телефонными разговорами.
— Ты в порядке, пап? — Родители не скрывали от него отцовского состояния, потому что сын их был слишком умным для ребёнка и всё понимал. Этот вопрос время от времени срывался сам собой.
— Соломонсы не жалуются, помнишь, да?
— Значит, всё хуже, чем должно казаться маме?
— Это значит, что ты слишком много понимаешь для своего возраста. И матери ни слова, — мужчина дёрнул мальчика за нос и прикоснулся указательным пальцем к своим губами,
