Уильям крепко обнял отца, прижимаясь к нему, делая свои неутешительные выводы и прикрывая веки, чтобы не заплакать. Мужчины не плачут.
— Я тебя люблю, пап.
— Трубку всё равно не дам, — Алфи заботливо погладил мальчика по волосам, затем положил ладонь на его ещё хрупкое плечо и тепло улыбнулся себе в бороду.
— Это мы ещё посмотрим.
Комментарий к 20.
Я дичайше извиняюсь за долгое ожидание. Были у меня на то свои причины, но вот она я и предпоследняя глава фанфика. Да, именно предпоследняя. В качестве извинений напишу эпилог в ближайшее время. Люблю вас.
========== 21. ==========
Алфи Соломонс ушёл в начале июня 1944 года, не дождавшись, пока сын вернётся с фронта. Он всё больше времени проводил во сне, потому что морфий забирал не только боль, но и его самого. Однажды Соломонс, будучи при не совсем светлой памяти, хватался за револьвер, чтобы укоротить себе возраст и прекратить мучения, но Розалия была рядом и успокоила мужчину максимально быстро. Тогда он впервые за годы их брака сказал ей: «Я больше не могу, родная. Я устал». Миссис Соломонс не умела жить без своего мужа и эгоистически держала его на этом свете. Однако не только для себя и сына, но и для маленькой Кейтлин — дочери Соломонсов, которая явилась на свет, когда звезда жизни Альфреда направилась к закату. Роза была уверена, что это запоздавший климакс, но поздняя беременность протекала сложно и дала о себе знать раньше, чем живот стал подрастать. Чудом или нет, молитвами Алфи к Яхве или с нужным уходом, но женщина выносила ребёнка и девочка родилась здоровой, став отцу и матери отрадой в то время, как Уильям сбежал на фронт, подделав документы и накинув себе пару лет сверху до совершеннолетия. Пока Розалия ругала негодяя мелкого в письмах и хваталась за сердце, когда долго не было ответа, Соломонс в сердцах гордился своим сыном, но беспокоился, что повзрослел малец слишком уж рано. Он был уверен, что пацан вернётся оттуда совершенно другим и выдержит всё дерьмо, которое приготовила ему война. Уильям должен был вернуться оттуда защитником и стать достойной заменой отцу. И Алфи старался дождаться, но за неделю до этого события Роза приняла самое сложное решение в своей жизни. Она помогла ему уйти тихо и без мучений, прибегнув к эвтаназии. Она сама сделала укол и провела у его тела ровно столько времени, сколько понадобилось, чтобы оно остыло, поглаживая по ссохшейся уже далеко не медвежьей ладони и приговаривая, что всё будет хорошо. Она бы и умерла внутри вместе с ним, но частицы его души, плоти и крови держали её в здравом рассудке.
Кейтлин прижималась к маме, которая прятала их под широким чёрным зонтом и покрытые уже глубокими морщинами глаза Розы не выражали широкого спектра эмоций. На могиле под высокой ивой устанавливали гранитный памятник с эпитафией «Каждый день, как последний», когда маленький дождь заморосил, выплёскивая выплаканные слёзы миссис Соломонс с неба на землю. Позади, за спиной женщины, на примятую траву рухнул объёмный рюкзак. Высокий голубоглазый широкоплечий шатен с красивой фарфоровой куклой в руках, которую вёз для сестры, замер, наблюдая могилу отца, разбитую горем мать и девочку, что видел только младенцем в сороковом и позже на фото из писем, которые присылали родители. Розалия медленно повернулась к хмурому, как туча и так похожему на отца сыну, пока он медленно подходил и протягивал к ней руки для утешительных объятий. Больше женщина не сдерживала эмоций, рыдая на плече у Уильяма и сжимая тонкими кистями ворот его военной формы, пока слуга подгребал к себе маленькую мисс Соломонс, которая не успевала понимать происходящего, но заинтересовалась куклой. Обратившийся в мужчину юноша, у которого неподалёку виска виднелась седая прядь, отпустил прекратившую подрагивать мать и забрал на руки сестру, отдав ей привезённую игрушку.
— Мы идём домой, Кейтлин. Теперь о вас с мамой буду заботиться я, — Соломонс младший посмотрел в изумрудные глаза девочки, которые только наливались цветом и, выдавив из себя тёплую улыбку, погладил её по волосам. — Ты знаешь кто я?
Девочка только кивнула и опустила голову, грустно рассматривая наряженную в платье принцессы куклу с кудрями и большущими глазами.
— Всё будет хорошо, я тебе обещаю.
Кейтлин обняла брата, смотря в сторону, где устанавливали памятник, и положила голову ему на плечо, пока сам мужчина удалялся прочь с матерью, которая взяла его под руку и шла бездумно к автомобилю, припаркованному на въездной дорожке кладбища.
Уильям оправдывал надежды отца одну за другой. Он полноценно взялся за семейный бизнес и взвесил на себя непростое бремя, принимая право на престол еврейского короля в Лондоне. Этот человек был смесью остроты ума матери, мудрости отца и его же бесстрашия. Изначально молодого парня незнающие не слишком уж воспринимали всерьёз, но поддержка семьи Шелби и его собственные дела стремительно строили собственный авторитет рядом с именем Алфи. Уже за пару лет каждая собака в Англии знала, что между сыном и отцом разницы почти не осталось. Младший только трубку не дымил круглосуточно, как делал это отец. Собственно, парень вовсе не курил, уверенно защищая позицию, что ему это не нужно.
Взрослела и Кейтлин. Шли годы, она из девочки медленно превращалась в привлекательную юную леди, за которой нужен был глаз да глаз. Сам Уильям вскоре женился на еврейской даме из хорошей семьи, но это не мешало ему отстреливать яйца смельчакам, которые помышляли, что могут быть достойными компании его сестры. Как же долго это продолжалось. Когда сама Кейтлин полюбила мужчину на десятилетие её старше да ещё и другой веры, в семье разгорелся скандал. Розалия скучающе перемещала фигуры на шахматной доске, пока знакомство возлюбленного со старшим братом проходило напряжённо и на повышенных тонах с угрозами увезти ухажёра по разным частям в разных бочках по всему миру.
— Мама, ты, возможно, тоже желаешь высказаться, поучаствовать как-то? Твоё молчание не добавляет мне уверенности в этом любезном, который думает, что может себе позволить трахать твою дочь, сидеть в этом доме и столь самоуверенно заявлять о женитьбе. Это самое наглое из того, что я слышал за…всегда.
— Я его одобряю, — не отвлекаясь от своего занятия, заявила женщина и нахмурила брови, касаясь подушечкой пальца ферзя.
— Маман, простите мою прямоту, — Соломонс прищурил взгляд идентичных с родителем голубых глаз, — но Вы к преклонности лет совсем из ума выжили? Мы его впервые
